Нам можно всё. Мария Высоцкая

если серьезно, то аборт бы делать не стала. Последствий куча, да и как-то страшно убивать кого-то внутри себя. Даже набор клеток. Карма, все дела… Мозги проветривай и возвращайся. Хотелось бы уже закончить на сегодня. Спать хочется.

      Киваю. Марьяна уходит, а я понимаю, что от сигареты остался один фильтр.

      Я не думал о детях. Вообще. Ни в каком контексте. Все это было далеким и неинтересным. Пока, по крайней мере.

      Достаю телефон. Несколько пропущенных от мамы, но на часах глубокая ночь, поэтому резоннее будет перезвонить ей утром.

      Открываю «звонки». Палец зависает над Алёнкиным контактом.

      Если я ей сейчас позвоню, то что скажу?

      Во время нашего прошлого разговора я повел себя как мудак. Какого-то хрена спросил, мой ли это ребенок… Дегенерат, одним словом. Злился на нее. Месяц она делала вид, что знать меня не знает, и, судя по всему, продолжила бы, если бы не ребенок.

      Это паршиво – осознавать и входить в какие-либо отношения, мириться чисто по залету. Ту мач просто.

      Прячу телефон обратно в карман. Следующие три часа проходят под камерами, с площадки планирую ехать домой. В глаза словно песка насыпали.

      – Мот, – Захар ловит меня у тачки. – Мы решили в бар заскочить.

      – Какой бар в восемь утра? – упираюсь ладонью в капот.

      – Есть такие, – лыбится.

      Бегло оцениваю ситуацию и свое состояние. Завтра у меня нет съемок, а мозг вот-вот лопнет от происходящего. После обеда я собирался ехать в наш город, чтобы поговорить с Алёной вживую, как ей и обещал.

      – Мы на часок. Задолбались все сегодня. Отбиваться от коллектива…

      – Да понял я, понял, – открываю тачку.

      – Лучше на такси, обратно ты как на ней поедешь? – бьет ладонью по крыше моей машины.

      – Ну, поехали тогда уже.

      В баре начинает крутить еще сильнее. Отовсюду льются разговоры, и они, естественно, не только о работе. Трещат обо всем. Краем уха слышу, что кто-то рассказывает про залетевшую девку, с которой потрахался пару раз, и теперь собирается отправлять ее на аборт. Когда разговоры вообще уходят в сторону детей, не улавливаю. У нас молодой каст. Средний возраст – двадцать два года, плюс-минус. Поэтому дети и беременности воспринимаются в штыки.

      Откидываюсь на спинку дивана затылком и прикрываю глаза. Какой по счету стакан пью, понятия не имею. Домой приезжаю около часа дня и засыпаю на диване в гостиной.

      Прихожу в себя глубокой ночью. Башка трещит. Кажется, последний шот был лишним, ну или последних четыре как минимум.

      Тянусь за телефоном, который все это время валялся у дивана на беззвучном. Чекаю пропущенные – восемь. Все от матери.

      Тру лицо. Поднимаюсь на ноги и иду в душ. По дороге заглядываю в холодильник и достаю бутылку воды. Зажимаю смартфон плечом. Жадно глотаю минералку и слушаю гудки. Десять вечера. Спать она точно не должна.

      – Ну наконец-то! У тебя совесть есть?

      Ма наезжает без приветствия. Высасываю остатки воды из бутылки, сминаю пластик и выкидываю в урну.

      – И тебе привет, – смотрю на себя в зеркало,