Гимны забытых созданий. Вета Янева

своими крысиными делами.

      А юноша, тем временем, нашел дверь, ведущую в подсобку. Пустой холодный коридор не вселял уверенности, но чем дальше он от дороги, тем лучше.

      Первая комната справа оказалась каморкой для отдыха. Видимо, здесь обедал, дремал, может, даже жил продавец. Комнатка была крошечной, с кое-как втиснутой раскладушкой, но Изара устраивала. В маленьком пространстве никто не подойдет со спины.

      Он запер дверь и обнаружил, что тут, в общем-то, темно. Ладони вспотели: его тут же окружили создания. Изар зажмурился, захныкал и нащупал на краденом поясе фонарь.

      Щелк – и они исчезли.

      Изар лег на раскладушку. Прислушался к шагам.

      Топ-топ-топ.

      Нет, это не восьмой страж. Изар знает, он столько раз слышал его шаги в темноте.

      Это кто-то другой, идет мимо.

      Может, не отсюда.

      Но все внутри сжимается.

      Как же он устал от себя. От своего бесконечного страха. Все, что у него есть, было и будет – это страх. За свою шкуру – бесценную, бесцельную и бессмысленную оболочку.

      Юноша лег на раскладушку, вытер мокрые глаза и стал рассматривать пояс. Шаги исчезли.

      Дверь заперта.

      Нож, проклятая рация, которая испортила все, и плеер. Он снял последнюю – самую ценную находку и осмотрел. У него никогда раньше не было плеера – он вообще музыку редко слушал – в тюрьме играют либо классику, либо шансон.

      Нажал на какую-то кнопку, и аппарат зашелестел. Испугавшись, что все сломает, Изар щелкнул по другой. Снова звук, совершенно не музыкальный.

      Щелк-щелк-щелк.

      И вот – песня. Прекрасная, наполненная смыслом и красотой – то, чего у него никогда не было. Изар закрыл глаза, уткнулся лбом в холодную стену и слушал.

      «Вздох мой, как стало легко!

      Воздух вливается в окна,

      Время. Мы вышли из дома,

      Мы стоим над обрывом,

      Встречая рассвет…»

      Его сердце успокоилось – оно трепетало и внимало. Каждому слову, каждому звуку. Будто человек обращался к нему, пел про него.

      «Плачь, слышишь —

      Небо зовет нас,

      так

      Плачь,

      С гулом рушатся времени своды,

      От свободы неистовой плачь,

      Беспредельной и страшной свободы!

      Плачь, мы уходим навеки, так плачь,

      Сквозь миры, что распались как клети

      Эти реки сияния! Плачь!

      Ничего нет прекраснее смерти!»

      Дрожащими пальцами он вытер слезы. Свобода – беспредельная свобода – поглотила его. А этот человек – кто бы он ни был, когда бы он ни жил – знал все. Знал и указывал путь, как бы странно это не звучало.

      Еще много песен услышал Изар в этот вечер: прекрасных, страшных, пронзающих сердце, но когда он уснул – уснул почти без страха – при свете, в его сердце была лишь одна.

      Он проснулся от запаха травы. Его руки были в земле, а под ногтями застряла осока и что-то желтое.

      Юноша