Берсерк. Ольга Григорьева

удивленно пошарил глазами по земле и отрицательно мотнул головой. Конечно, он же никогда не жил в болотах, поэтому и не видел вычерченный первым солнечным лучом путь – ровную длинную дорожку меж зыбких хлябей. И как Изот умудрился пойти прямо по ней?! Ведь столько блудили, столько мучились, и вот на тебе – перестали искать и нашли!

      Не веря в такую удачу, я протопала по дорожке еще с полверсты и, убедившись в правильности своей догадки, вернулась к ливу:

      – Пошли к реке. Нас небось уже ищут. Но нас еще не хватились. Воины просыпались, терли заспанные глаза и лениво плескали на лица холодную воду. Бьерн приветствовал меня небрежным кивком, а Олав приметил Изота, подошел ко мне и хмуро поинтересовался:

      – Ну и как тебе его благодарность?

      – Какая благодарность? – не поняла я, а потом сообразила, на что он намекает, и качнулась от негодования: – Не смей!

      Должно, крик получился слишком громким. Словно желая охранить своего хевдинга от внезапного нападения, Бьерн нахмурился и двинулся к нам. Я осеклась, заглянула в темные от гнева глаза Олава и покаянно сказала:

      – Прости, Али! Мы с Изотом нашли волок. Там немного болотины, а потом ровная, сухая дорога – хоть на лошади езжай!

      Новость всполошила всю дружину. Не дожидаясь приказаний, воины загомонили и, словно не было утомительной гребли по обмелевшей реке, бодро принялись раскручивать пеньку и скатывать бревна.

      – Добро. – Олав наконец обрел дар речи. – Я знал, что ты найдешь дорогу. – И воровато оглянувшись, шепнул: Ты делай вид, что согласна, всем будет спокойнее…

      Уже направляясь к Рыси, я задумалась над его странными словами. О каком предложении он говорил? С чем а должна согласиться? Бьерн ничего мне не предлагал…

      Чужие, растянувшиеся от Вилии до Немана земли ничем не отличались от наших. Болота давно кончились, до вокруг так же уныло расстилались ровные поля и топорщились бурые холмы. Даже высохшие за зиму береговые камыши шумели так же монотонно и тихо, словно вели меж собой нескончаемый разговор. Однако чем ближе мы подходили к Варяжскому морю, тем пугливее становились речные жители. Живущие на Вилии аукшайты безбоязненно выходили к нашим драккарам и охотно обменивали еду на шкуры и захваченные Олавом из Киева стеклянные бусы. Зато ближе к морю в поселениях пруссов и жемайтов наши корабли вызывали ужас. Заметив на реке большие драккары, мужчины выскакивали на берег в полном вооружении, а бабы и дети с воплями бежали в лес.

      – Они учены данами, здесь ссориться не стоит, —негромко сказал Олаву Бьерн. – А то жемайты перекроют выход к морю.

      – Запасы кончаются.

      Кормщик кивнул:

      – Можно попытать счастья на Боргундархольме.

      Я сидела у ног кормщика и слышала его ответ. Перед глазами всплыло разоренное родное печище, бабы с распоротыми животами, изуродованные лица мужиков. Откуда-то потянуло горьким запахом дыма.

      Зябко передернув плечами, я подвинулась к Бьерну:

      – А что, это и впрямь нужно?

      – Что нужно? – не понял кормщик.

      – Ну, – я запнулась, – драться…

      Он