Берсерк. Ольга Григорьева

в плечах. Если толстяк победит, то возьмет меня без всякой платы…

      Я вцепилась в запястье Олава и почувствовала сотрясающую его дрожь.

      – Не бойся, – утешая скорее себя, чем его, прошептала я. – Реас не даст меня в обиду. Урманин отшвырнул мою руку:

      – Я никого не боюсь! Слышишь?! Я сам сумею защитить тех, кого люблю!

      Растерявшись, я не сразу уразумела его слова, а когда поняла, было уже поздно. Проскочив между широко расставленными ногами Реаса, Олав очутился перед разъяренным Линном. Рядом с двумя взрослыми мужами он казался совсем маленьким и слабым.

      – Уберите паренька! – вскрикнула какая-то женщина.

      Олав сверкнул на нее глазами и шагнул к Линну. Не знаю, где и у кого он учился драться, а может, просто взыграла его воинственная урманская кровь, но с резким, лающим выкриком он прыгнул вперед и влепил кулаком в склонившееся недоумевающее лицо моего недавнего обидчика. Брызнула кровь. Толпа дружно охнула.

      – Перестань! – кидаясь к закусившему губу Олаву, крикнул Реас, но опоздал. Не давая толстомордому эсту опомниться, Олав ткнул головой в живот противника. Линн повалился навзничь.

      – Перестань, же! – Реас наконец сумел ухватить Олава за рукав.

      – Не тронь! – чужим, совсем не похожим на свой голосом выкрикнул тот. – Он – мой!

      – Но, сын…

      – Я не твой сын! Я не верю тебе! Ты продаешь Дару!

      Реас попятился, растерянно развел руки, но ткнулся спиной в зазевавшегося зрителя и опомнился:

      –Замолчи! Ты не знаешь, что говоришь! Послушай отца…

      – Ты мне не отец, – уже успокаиваясь, отчетливо произнес Олав.

      С хохотком и издевками его поверженного соперника потянули прочь, но толпа не расходилась. Обо мне забыли. Потихоньку протискиваясь между людьми, я сумела подобраться поближе к Олаву.

      – Мальчик прав, ты – не его отец, – сказал кто-то за моей спиной.

      Я обернулась. Стоящий позади человек был очень красив. Раскрыв рот и боясь даже прикоснуться к его роскошному плащу, я попятилась. Высокий, белокурый, с синими, как море, глазами и суровым лицом, он походил на тех сказочных витязей, о которых любила рассказывать мать. Окружавшие незнакомца люди тоже выделялись из толпы. Рукояти их длинных мечей пестрели драгоценными каменьями, а одинаковая одежда выдавала дружинников. «Неужели какой-нибудь князь?» – восхитилась я, но вокруг почтительно зашумели:

      – Сигурд, Сигурд…

      «Там будет сам Сигурд, воевода киевского князя Владимира», – всплыл в памяти утешающий голос Рекон.

      Перед расставанием эстонка много плакала. Даже когда я уже влезала на груженную добром телегу, из ее покрасневших глаз текли слезы. Рекон так и не поняла, что самое страшное уже случилось и беда вовсе не в моем отъезде, а в том, что я перестала сравнивать ее с матерью, – мать никогда не смогла бы расстаться со мной.

      – Я повторю, Реас. Мальчик действительно не твой сын. – Рука в кожаной перчатке легла на мое плечо. Отодвинув меня в сторону, Сигурд шагнул к насупившемуся Олаву: – Кто твой родители, юный