Последняя сказка цветочной невесты. Рошани Чокши

Эроса в его истинной форме, он покинул её. Но именно потому история была достойна того, чтобы быть рассказанной… ведь во тьме можно было отыскать свет.

      – Не… – начала Индиго.

      Я сдёрнул пояс, и она вздрогнула. Огни города раскрывали её в священных квадратах золота – изящный изгиб ключицы, родинку, маленькие высокие груди – словно лишь это было дозволено моему смертному взору.

      – Вы посмотрели. – В голосе Индиго было скорее любопытство, чем обида. – Зачем, ведь вы знали, что это лишь заставит божество покинуть вас?

      Я попытался взглянуть ей в глаза. Город подсвечивал её, и лицо было сокрыто в темноте, словно в космосе – целая вселенная, которую я жаждал познать.

      – Чтобы доказать, что меня не страшат испытания.

      – Вот как? – Она расположилась у меня на коленях.

      Мои ладони, охватывавшие её бёдра, благоговейно проследовали выше, к её талии и грудям.

      – Да.

      Её губы коснулись моей шеи.

      – А если испытание убьёт вас?

      – Значит, убьёт.

      Я почувствовал её улыбку кожей, её прохладные влажные зубы.

      – Что ждёт нас в итоге? Когда вы переживёте все мои испытания? – спросила она, поднимаясь, притягивая меня ближе. – Скажите мне. Сейчас же.

      – Благодать, – ответил я. – Вечная благодать.

      После город во всём его блеске был для меня потерян. В тот миг я знал, что буду любить Индиго вечно.

      Но ещё не знал, какую придётся заплатить цену.

      На следующее утро Индиго взяла меня с собой, показать свою частную коллекцию. После двадцати минут езды её чёрный автомобиль остановился у арки из кованого железа. По обе стороны плющ и глициния душили высокие каменные стены. Большой ухмыляющийся полумесяц свисал с ворот, словно Индиго сорвала его с неба и хранила в качестве трофея.

      Наполовину скрытая под плющом табличка гласила: LE MUSÉE DE LA BEAUTÉ PERDUE. Музей утерянной красоты.

      Мы выбрались из автомобиля, и я прошёл за Индиго по усыпанной белым гравием дорожке в маленький лабиринт, где серафимы цвета слоновой кости пристроили свои крылья на изгороди высотой до плеча.

      В конце лабиринта показался большой особняк. Снаружи он выглядел ржавым и позабытым, словно единственным его предназначением было подпирать шпалеры для чайных роз. Но внутри он оказался изящным, современным. Стены галерей были безупречно чисты, чтобы не отвлекать внимание от заключённых под стеклом фрагментов манускриптов и железных пьедесталов с диоритовыми миниатюрами древних писцов и жриц. Пара раздвижных дверей в дальнем конце зала исполняла колыбельную климат-контроля над сокровищницей редких книг.

      – Вот что вы желали увидеть, – проговорила Индиго, подводя меня к застеклённому столу.

      Когда я опустил взгляд, то увидел единственную вырванную страницу гримуара, богато украшенную, с иллюстрациями сусальным золотом и лазуритом. От заклинаний не осталось ничего, кроме грубого изображения солнца рядом с россыпью арамейских письмен. Скорее всего, это была всего лишь копия Clavicula Salomonis