Франция без вранья. Стефан Кларк

[16] вероятно, был весьма изобретательным господином. Представьте, как он рассказывает о новом pâté[17] своим друзьям: «Надо не только покрошить обрезки мяса, как вы делаете, когда готовите другие pâtés. Следует взять гуся или утку, засунуть в глотку воронку и каждый день набивать утробу птицы сушеной кукурузой – до тех пор, пока та не потеряет способности передвигаться, увеличив свой вес вдвое. Затем вырежьте чудовищно увеличившуюся печень и положите ее на гренку».

      «Ты опять перебрал абсента, Жан-Пьер, – сказали ему, верно, друзья. – Сходи проветрись на улице».

      Однако старина Жан-Пьер был прав. И способ приготовления foie gras мог родиться только в голове француза. Придумай ее какой-нибудь англосакс и называйся она просто fat liver – жирная печенка, никто бы на нее и не позарился.

      Я прав или прав?

      Излюбленным приемом француза, желающего продемонстрировать, насколько он прав, является применение риторического вопроса. Почему? Да потому что такой вопрос подчеркивает его правоту. Почему французы так часто пускают его в ход? Да потому что он придает их взглядам такую важность, что в самый раз пуститься в длительные рассуждения ни о чем: вопрос поставлен, значит, есть повод поговорить. Ему приходится самому упрашивать себя поведать о них.

      Не раздражает ли слишком частое употребление риторического вопроса? Да, и ужасно.

      Когда вы приезжаете во Францию, не привыкнув к риторическим вопросам, то любой серьезный разговор способен превратиться в фарс. Вы пытаетесь говорить, скажем, о новом французском фильме, герой которого, бедный, непонятый artist (сколько таких уже было за всю историю французского кино!), без конца курит и спит с шикарными женщинами в фантастически роскошных апартаментах. Поначалу вам кажется, будто вашего собеседника действительно интересуют ваши соображения.

      – Почему этот фильм так похож на его последнюю картину? – обычно спрашивает француз, называя имя мэтра.

      – Возможно, потому… – начинаете вы и вдруг обнаруживаете, что ваш собеседник просто излагает вам собственное мнение.

      Не успеете вы прийти в себя от изумления, как будет задан другой вопрос:

      – Неужели молодые французские актрисы не могут обойтись без демонстрации своих буферов? Или это предусмотрено в договоре?

      – Дело в том… – начинаете вы, но опять повторяется прежняя история. До вас наконец доходит, что французам вовсе не интересно ваше мнение, они ведут беседу с собой. И в это время никто не смеет прервать их и сказать, что они не правы.

      Самый забавный пример – это, наверное, первый лекционный день в парижской элитной школе «Sciences-Po».[18] Иностранные студенты, а их здесь немало, приходят на свою первую лекцию на взводе и жаждут подискутировать с одним из наиболее уважаемых во Франции интеллектуалов. Но вот высокочтимый профессор поднимается на кафедру и начинает вещать в обычной для французов манере.

      – Так когда же во Франции осознали, что в колониальной войне во Вьетнаме победить невозможно? – вопрошает он у собравшихся молодых

17

Паштет.

18

Po – это сокращенный вариант от «Politiques». Да, французская политологическая школа – это страшная сила.