Ладога. Ольга Григорьева

Он опустился устало на лавку, вытянул длинные ноги к печи поближе. – Ты про меня многое знаешь, да сама того не ведаешь…

      Старуха закряхтела, засопела. Спрашивать в открытую у странного незнакомца имя не решалась, а обиняками – слов не могла сыскать.

      – Для меня ты гость незнакомый, – начала осторожно, – пристанища попросивший. И друзья твои, опосля пришедшие, тоже гости, не более…

      – А коли так, – перебил ее Чужак, – уважь просьбу гостя!

      Попробуй возрази ему, когда говорит так…

      Старуха смирилась, поплелась покорно в завесу дождевую да, озлившись, напоследок дверью хлопнула, Бегуна разбудила. Тот глаза, со сна осоловевшие, вскинул, потер их, недоуменно на Чужака уставившись, – не мог уразуметь, что не сон ему снится.

      – Сколько я спал? – ни к кому не обращаясь, спросил и, чуть не подпрыгнул, услышав бесстрастный ответ:

      – Чуть поболее дня да ночи…

      Не понимая, шутит ведун иль всерьез говорит, Бегун заозирался. Натолкнулся взглядом на Славена, вздохнул:

      – Все по-прежнему…

      А потом Лиса увидел и оторопел, глаза расширяя. Заплескались в голубизне их небесной удивление да растерянность… Кабы я сам не видел, что Чужак с раной смертельной сотворил, то на горло брата зажившее не лучше Бегуна воззрился бы.

      – Это… Как это… – бормотал он, слов не находя.

      – Чужак помог, – подсказал я, от слов своих теплую радость чувствуя.

      – Правда? – Бегун оживился, махом подскочил к ведуну. – Так может, ты и Славена…

      Тот немного поглядел на Славена, а потом потянулся лениво:

      – Не нужна ему моя помощь, коли сам жить не желает.

      – Жить всем охота, – донесся со стола голос слабый.

      Всего я ждал – дней бессонных, волнений над братом хворым, но никак не думал, что очнется он так скоро!

      Кинулся к нему, подхватил под руки, помогая со стола слезть.

      – Ты чего меня, как бабку старую, обихаживаешь? – удивился он и застонал, голову поворачивая. – Болит, зараза…

      Знал бы, что было с ним, не смеялся бы – руки Чужаку целовал!

      – Ничего, до Ладоги заживет, – усмехнулся тот и отвернулся, будто не желая благодарственных слов слушать.

      – А кто нас в Ладогу проведет, коли через озеро переправы нет, в Терпилицы да в Горелое уж точно не вернемся, а в обход все топи гиблые тянутся? – встрял Бегун, огорченно лицо кривя.

      – Я могу провести, – тихо сказал Чужак. – Только тем путем, коим не всякий пройти сумеет.

      – И каким же это?

      – Кромкой, через Змеевы земли. У них по краю кромки ловите, туда Ягая, вход охраняющая, не сунется. Только говорить со Змеем настоящий вой должен. А я не вой…

      У Бегуна от слов незнакомых и речей загадочных язык отнялся – замер с ртом приоткрытым, да и Лис, видать, слаб еще был – глядел на Чужака, словно невидаль некую увидел, и слов не находил… Хотя Чужак для него и был невидалью – он же в беспамятстве лежал, когда Бегун ведуна встретил и на подмогу привел…

      А я хоть и не понимал странного разговора