Ладога. Ольга Григорьева

меня в сторону оттолкнул, ринул бабу нахальную на лавку, рванул на ней исподницу, белое тело обнажая:

      – Голяком ходи, коза блудливая! Чай, не застыдишься!

      – Тебе ль не знать, почему стыда во мне нет?! – завопила та, слезами наливаясь и прикрывая пухлую грудь краями разодранными. – Не ты ли меня силком за дурня этого отдал?! Сестру родную продал за резан!

      По щекам ее, прокладывая мокрые дорожки, побегали слезы.

      – Что уставились? Пошли прочь! – загрохотал Вышата на чадь столпившуюся.

      Те попятились боязливо, взоры потупив, к двери потянулись…

      – А вы, – полоснул по нашим лицам взглядом тяжелым, будто топором, – останетесь!

      – Я тоже! – Повед губу закусил. Да куда ж гнать его – не уйдет ведь, ни добром, ни худом. – Она все же жена мне…

      Я чуть не закричал с досады. Что ж за невезуха такая?! Угораздило же Бегуна среди всех баб одну выбрать, да ту, что сестрой Старосте приходилась и женой знакомцу, в печище приведшему!

      Вышата дождался, пока людская толпа из избы выплеснется, унял ярость, успокоился.

      – Кто за этого, – спросил холодно, в Бегуна пальцем ткнув, – ответ держать будет?

      – Кто бы ни держал, бить-то будут всех, – небрежно заметил Лис. Повед ухмыльнулся криво и злорадно, кулаки сжал.

      – Не будут бить. Я не допущу, покуда вы на моем дворе да в моем печище! – Вышата по горнице зверем словленным заходил, а затем перед Поведом остановился, окатил словами суровыми: – Миланью прочь выгоню! Сестра она мне иль нет, а блуда не потерплю!

      – Как же так? – охнул Повед, бледнея.

      – Ты, коли хочешь – с ней отправляйся!

      – За что?! – Повед перед ним на колени кинулся, схватил жену за волосья растрепанные, пригнул ее голову к полу: – Кланяйся, Миланья! Кланяйся, моли брата!

      – Вот еще! Слизняк ты гадкий! – Она вывернулась из его пальцев, стрельнула глазами на Бегуна, усмехнулась зло: – Ты, парень, куда его лучше!

      – Недолго ему в лучших ходить! – расхохотался Повед, совсем спятив с отчаяния. – Убьют его мужики наши, как прознают обо всем!

      Багровея к нам придвинулся:

      – Всем вам не жить!

      Ишь, распетушился, раскукарекался! Обидел его Бегун нешуточно, но всех за то убивать – это слишком уж…

      – Цыц! – Вышата навис над ним тучей. – Уйдут они из печища целыми и невредимыми! Княжья воля моей выше – не смею я их тронуть, покуда они воли Княжьей не выполнили!

      Повед зыркнул на него яростно, но промолчал. Со Старостой не очень-то поспоришь – он всему печищу голова.

      Да и остальные мужики, что во дворе столпились, помалкивали, хоть и глядели неприветливо, покуда Вышата нас сквозь толпу проводил. Бабы хмурились, плевали вслед, а кто-то даже вякнул негромко:

      – Вороги пришлые!

      Да замолк, узрев, как Вышата плечи развернул.

      У меня щеки стыдом горели – совестился за Бегуна да и за себя самого, за ним не доглядевшего. Знал ведь, как он до девок охоч!

      – Дальше сами ступайте. – Вышата остановился у печищенской