Дым на солнце. Рене Ахдие

из теней, как Кэнсин позволил солдатам отправиться по ее следам в лесу Дзюкай. Чувствовала боль от предательства брата с каждым его вопросительным взглядом. Она прикусила язык, когда эти самые солдаты заставили Оками опуститься на колени в грязь и сдаться. Как они издевались и высмеивали его с высоты своего роста.

      Марико сглотнула, горечь переполнила ее горло.

      «Это больше не повторится. Я защищу тебя, чего бы мне это ни стоило».

      – Взгляните на свои ногти, – размышления Марико прервала служанка, морщины на ее лбу стали еще глубже. Ее осуждение вызвало новые воспоминания из детства девушки. – Вы как будто всю жизнь выкапывали из грязи камни. – Она цокнула языком, продолжая изучать пальцы Марико. – Это руки госпожи или посудомойки?

      Перед глазами Марико все поплыло, когда она посмотрела на свои покрытые ссадинами костяшки. Перед ее мысленным взором возникла еще одна пара рук, и те мозолистые пальцы переплелись с ее. Соединились в одно целое.

      Чтобы стать сильнее.

      «Оками».

      Марико моргнула. Привела хаос своих мыслей во что-то целостное. Она прикусила губу и раскрыла пошире глаза.

      – Черный клан… они заставляли меня заниматься грязной работой. – Ее голос звучал тихо. Блекло. Именно так, как ей требовалось.

      Служанка фыркнула в ответ, на ее лице все еще было написано сомнение.

      – Тут не иначе как помощь магии потребуется, чтобы исправить этот ущерб. – Ее слова были такими же резкими, равнодушными к притворной робости Марико. Странно, хотя упрек этой женщины ни в коей мере не был утешительным, он все же немного согрел Марико. Он напомнил ей тихое, вездесущее ворчание ее матери.

      «О нет. Только не это».

      Поведение служанки напомнило ей о Ёси.

      При мысли о ворчливом добродушном поваре у Марико не на шутку заслезились глаза.

      Служанка уставилась на нее с поднятыми бровями.

      Но на этот раз осуждение пожилой женщины вызвало у Марико совершенно иную реакцию.

      Гнев забурлил под ее кожей. Она отдернула руку и отвела взгляд, как будто испугалась. Устыдилась. Суровое лицо служанки дрогнуло. Как будто стыд Марико она могла понять и принять. Когда она снова взяла руку Марико в свою, ее прикосновение было осторожным. Почти нежным.

      А Марико тем временем пыталась обуздать свой гнев, и мысль проскользнула в ее голове:

      «Мой страх, даже притворный, кажется убедительнее в сочетании с гневом».

      Одна из девушек, помогавшая грубой служанке, поклонилась возле деревянной ванны, прежде чем поднять с пола ворох грязной потрепанной одежды.

      – Моя госпожа, я могу избавиться от этого? – Ее круглое лицо и нос пуговкой сморщились от отвращения.

      Это была одежда, которую Марико носила в лесу Дзюкай, когда притворялась мальчишкой. Она отказывалась избавиться от выцветшего косодэ и штанов, даже несмотря на настояния Кэнсина. Это было все, что у нее осталось. Ее глаза расширились, заставляя лицо, как она надеялась, принять печальное выражение. Марико покачала головой.

      – Пожалуйста,