Берег. Тишина (сборник). Юрий Бондарев

взглядами солдат, которые, боясь его спокойного гнева, вслух не говорили ничего. Раз Гранатуров, будучи свидетелем этой дорожной встречи, сказал, ревниво и бурно веселясь, в отсутствие Княжко, что по ясной очевидности лейтенант наш неисправимый девственник или баб боится, а миленькая помощница смерти не по адресу ездит, «понапрасну ножки бьет».

      – Так вы сами подбейте к ней клинья, бабочка как полагается, все при ней, товарищ старший лейтенант, – подрагивая ресницами, дал многоопытный совет Меженин. – Грех теряться, когда рядом такой экземпляр ходит! Бог не велит. А добро пропадает.

      И случилось так, что под крепостью Шпандау Гранатуров попал в медсанбат артполка по довольно легкой контузии – при обстреле привалило землей на НП. Он появился на батарее спустя неделю, громогласно-шумный, еще более расширившийся на тыловых харчах, привез с собой консервы, три бутылки водки, раздобытые у знакомых армейских разведчиков, сразу же собрал в своем блиндаже офицеров батареи и сержантов, устроил «обмытие возвращения блудного сына на родину», жгуче, с загадочной значительностью поводил чернотой зрачков но лицам офицеров, по лицу непьющего Княжко, и, когда Меженин не без подзадоривания попросил его рассказать насчет «чего такого прочего в медсанбатских тылах», Гранатуров как-то по-шальному развесело глянул на офицеров и тотчас, притворно скромничая, забасил:

      – Неудобно, братцы, не поверите, скажете – травлю…

      – А вы за нервы не тяните, товарищ старший лейтенант! – поторопил Меженин. – Сами в тылу бывали! Небось оторвались?

      – Ну так вот, братцы, что произошло, – наконец как бы принужденно решился Гранатуров. – Медсанбат в немецком городочке стоял, тыл, аккуратненько, в палатах электричество, тепло, чистые простыни, жратва по режиму, даже трофейное повидло давали и кофе – живем как в сказке, и нет тебе передовой! А контузия у меня – чихнуть дороже, ходячий – просто отдых на курорте. И познакомился я, братцы, в медсанбате с одной женщинкой – фигурка, грудки, ножки, задумчивые глазки, скажу вам, как небесный ангел, а по внешности – царица Тамара. Как положено – градусник по утрам: «как вы себя чувствуете», «принести ли вам книжечку почитать», тити-мити, то, се, пятое, десятое, разговоры и всякое прочее. В общем – дело, вижу, закрутилось. Потом пошел я однажды после дежурства, вечерком, провожать ее, она у немцев на квартире жила. Пришли. Отдельная комнатка, ковер, шторы, кровать широкая, тишина, немцы-хозяева нигде не шуршат, не слышно их. Все чистенькое, светло и уют. «Сядьте», – говорит. Сел, смотрю на нее, соображаю. А она разом идет к буфету, и тут оказалось, что выпить нашлось, спирт медицинский. Я выпил, а она не пьет, сидит на меня задумчиво смотрит. Ну, думаю, ясна обстановка, и, значит, без всякой подготовки перешел в атаку по всем правилам. Конечно, шепот, слова – «нет, нет, не надо, оставьте меня, уберите прочь руки», – вся побледнела, даже зубки стучат, а сама к кровати меня тянет и пуговки на себе расстегивает… А когда легли и я свет потушил, такое, братцы, началось – тысяча