Дрекавац. Глеб Ковзик

в руках мерцающий жезл, в глазах читался ступор, Атропа массировала плечо, недовольно кривясь.

      «Завтра будет болеть», заметила она.

      Тут-то Маркус заметил, как ноет его щека.

      – Боже ж ты мой, касатик, у тебя там кости застряли! – сказала трактирщица. – Ну-ка сядь, сейчас обработаю. Кто-нибудь, посветите огнем.

      Копья, которые метали гоблины при помощи магии, состояли из длинных трубчатых костей, прочных, но не тяжелых. При должной сноровке такое копье пробьет не только доспехи, но и тело жертвы. От метательных заклинаний гоблинов легко увернуться, но если попали, то быть беде. Маркус, защищаясь мечом, сломал летящую кость: осколки полетели от лезвия в него, вонзились в щеку, ухо и по касательной прошлись по шее. Извлекая сколы, трактирщица омывала раны и делала примочки, обильно смачивая жидкостью из бурдюка.

      – Довольно, не шипи, – Атропа повернулась к Брассике. Та стояла, как вкопанная. – Что с тобой не так, касатка?

      – Отстань от неё, – сказал Маркус.

      – Я держала защиту лагеря одна, разбила троим головы, а девка схоронилась за моей спиной. Ишь какая. Ты что, хотела, чтобы я сгинула?

      Девушка промямлила, будто каша в рту застряла. К ней подошел священник, улыбающийся и довольный, хлопнул по жезлу.

      – Одно могу сказать точно, она и правда владеет магией.

      Атропа фыркнула – ей не удалось увидеть самолично. Маркус же лично испытал на себе пояс костяной брони. Брассика не солгала.

      – Давайте отдохнем, пока утро не настало. Я посторожу с папаней, а вы досыпайте.

      Они сидели у костра, их мечи лежали на расстоянии вытянутой руки. Лес более не шелестил и не двигался; река тоже замирилась, плеск её воды почти не слышался. Трупы ещё не окоченели. Перед тем, как присесть у костра, Маркус предосторожности ради прошелся по ним мечом.

      Заря ещё только-только занялась. Утром, когда солнечный свет покроет берег, он намерен обыскать тела. Но сейчас, без лишних свидетельниц, Маркус очень хотел поговорить с другом: