12 месяцев стихов. Евгений Шушманов

до лужи.

      А в луже там, пиратами морей,

      гуляют вездесущие вороны,

      смывая с лапок холод февралей

      и стерегут плывущих, как горгоны.

      Почти растаял пухлый снеговик,

      что кем-то слеплен был в начале марта,

      он под ведром заржавленным поник,

      и нет в нём новогоднего азарта.

      На взгорках, где проталины дрожа

      испуганной весной, тепло струится,

      как будто шепчут что-то, ворожа,

      что заставляет душу ввысь стремиться.

      А в небе синь глазами не испить,

      ведь взор постичь не может бесконечность,

      и могут лишь ручьи поторопить

      понять себя и жизни скоротечность.

      Стучит по подоконникам капель,

      сугробы тают и повсюду лужи…

      Весна… Опять теплом манит апрель,

      забыть пытаясь козни зимней стужи…

      Весенний стих

      Когда проснётся лист в набухшей почке,

      туман зелёный скроет чёрный лес,

      так, будто стих рождается из строчки,

      чтоб удивиться чуду из чудес.

      Увидев в солнце родственную душу,

      на взгорке одуванчик расцветёт,

      и шмель сердитый, разомлев на плюше,

      весне свой стих любимый пропоёт.

      Затем сирень вскипит ажурной пеной,

      дурманя своим запахом сердца,

      мир удивив душистой мизансценой,

      призвав в свой стих искусного чтеца.

      Есть у весны чтецы для пробужденья

      от зимней спячки, ночью сон прерви,

      услышишь как, отбросив все сомненья,

      стихи поют о чувствах соловьи.

      Поют любви и жизни аллилуйю,

      которым никаких препятствий нет:

      весна сметёт их, чувствами бунтуя,

      чтоб вечной жизни обнажить секрет…

      Шашлык

      Ветерок потянул аппетитно,

      жарят дачники первый шашлык,

      просыпается зов первобытный,

      приглашая народ на пикник.

      В синем небе застыло раздолье,

      над мангалами вьётся дымок,

      прибавляет в размерах застолье,

      собирая, как нити, в клубок.

      Молотки развлекаются стуком,

      им в поддержку – «Любэ» и Кобзон,

      и звучит в этом море из звуков,

      вперемешку, и рок, и шансон.

      Словно праздник свобод и амнистий:

      в честь весны накрывают столы,

      жгут в кострах прошлогодние листья,

      белой известью красят стволы.

      Пахнут прелые листья грибами,

      закрывают испуганный снег,

      что лежит кое-где под кустами,

      обретая последний ночлег.

      Мать-и-мачеха, словно мимоза,

      превратилась в пушистый комок,

      и в набухшие почки берёза

      щедро гонит по веткам свой сок.

      Каждый год в это время – всё то же,

      те же запахи новой весны,

      так ведь быть по-другому не может,

      лету зимние чувства тесны…

      Просыпается зов первобытный,

      от которого каждый