Собрание сочинений. Том 2. Мифы. Генрих Сапгир

показала.

      – Но это же просто фон, – усмехнулся беретик не знаю чему.

      – Скорее всего ты мне показываешь свои мысли, но бог со всем этим. В первое время мы собирались и рассказывали о новых ощущениях. О сыром дуновении весны хотя бы. О том, как на глазах разворачиваются в почках зеленые новорожденные. Такие свежие. Будто клеем смазанные. И пахнут так, что улетаешь.

      – Это ты о себе, учти.

      – А потом вы все стали приходить к нам все реже. Никто ни о чем не рассказывает. Никого нигде нет. Поостыли. И мы тоже. Но, признаться, у нас с Тамарой появился Сингапур.

      – У нас у каждого свой Сингапур.

      – Нет, нет, мы не стали снова баловаться. Ни ЛСД, ни жидкий героин, ни кристаллический, ничего подобного. Сначала мы улетали, когда мы были вместе. Но недавно я научился уходить один.

      – Мастурбировал?

      – Вроде того. Воображал.

      – Ну и сильное у тебя воображение.

      – Не ярче твоего. Развлекаешься.

      – Видят и глазам не верят, ну это кто видит… Вот ты, например.

      – А теперь…

      – Теперь она ушла одна. Это ясно.

      – В том-то и дело, что не одна. Со мною. Я сам себя видел.

      – Не брата?.. Нет, все-таки ты пачку номбутала сжевал. А что, бывает. Спрятался сам от себя и употребил. Как старый пьянчужка.

      – Таня, ты – нам близкий человек. Серьезно. Ушла она, будто бы со мной. Уже поздно. Целый вечер нет. Может быть там с нами случилось что-то. Хотя что я говорю! Я здесь. Можешь меня потрогать.

      – Но ты же видишь… – беретик абсолютно серьезен.

      – Да, ты умеешь создавать среду.

      – А что же ты не последовал за ней? Ведь ты умеешь.

      – Не очень-то приятно столкнуться с самим собой нос к носу. К тому же я не уверен…

      – Я думаю, куда ей деваться, в Сингапур отправилась. Ну, мы тебя найдем, подружка – и Татьяна хлопнула полную стопку. Пила здорово, вровень, как говорится. И ничего.

      – Водка не помешает, – снова остро глянула сквозь. И засмеялась, будто увидела нечто забавное за моей спиной.

      – Да тебя я увидела. Тебя. А теперь смотри, со стула не слети.

      На ковре я увидел себя – на Татьяне, голой в одном беретике. Как в зеркале, не совсем в зеркале. Там у той Татьяны губы были, как накрашенные. Бесстыдные. Над моим плечом они извилисто улыбались. Я видел, мне было хорошо. Мне. Действительно. Было. Хорошо. Она извивалась, как ящерица. Я еще успел подумать со стороны или будто со стороны: «Почему у меня с ней ничего не было? Что нам помешало? Она такая магическая, она – совершенство».

      – Ты горячий, как лошадка, – говорила та Татьяна, поглаживая его, то есть меня, по обнаженной спине.

      – Слушай, а ты – я тебя так чувствую… – и не успел я это сказать, как почувствовал, вернее, он почувствовал, да и вы все, мы почувствовали…

      Плывет, поворачивается белый мраморный Будда с алыми губами. Губы неуловимо улыбаются, почти порочно. Из-под мягких век белый зрачок – в себя. —

      И закатный свет