Карты, деньги, две стрелы. Ксения Баштовая

со шнуровкой на собственном платье. Элуш я звать не стала, разболтает ведь всему дому, что я рядилась в костюмы супруга, объясняй потом, что да как, – пришлось самой разбираться с проклятыми завязками. Провозившись некоторое время, но так и не дотянувшись до шнуровки на спине, я не придумала ничего лучше, кроме как вспороть одежду кинжалом. После этого дело пошло веселее.

      Но увы, после нескольких примерок я окончательно поняла, что моему плану сбыться не суждено: рубашки Шемьена были мне велики, рукава камзолов приходилось подворачивать, а брюки… На поясе отсутствовало такое количество дырочек, чтобы как следует затянуть его.

      Внезапно в глубине шкафа я разглядела черный, шитый золотом камзол. Ох, точно: его сшили месяца четыре назад, но портной неправильно снял мерки и Шемьену он почему-то не подошел. Уже не помню почему. Может, слишком маленький?

      Ага, как же… Скорее наоборот.

      Да, припоминаю, камзол даже Шемьену был великоват – и по росту, и по размаху плеч, и по ширине ворота.

      Но не идти же в самом деле в женском платье! Мне нужно, чтобы меня убили, а не ограбили! Причем убили сразу и бесповоротно, мучиться я совершенно не хочу. Нужно срочно решить, что делать.

      Чуть слышно скрипнула дверь… Великая Мать, неужели муж вернулся?! Не приведи боги он застанет меня здесь!

      На пороге комнаты стоял мальчишка-слуга. Худощавый, невысокий и чуть лопоухий. «Тадди», – вспомнилось его имя.

      Мальчишка огляделся по сторонам, увидел через открытую дверь гардеробной меня в несоразмерно большом костюме супруга и пораженно выдохнул:

      – Госпожа?..

      Великая Мать, за что мне это? Какие грехи я совершила?!

      – Что ты здесь делаешь?

      – Я… – Тадди потупил взгляд. – Господин послал меня… – Слуга запнулся, не зная, как сказать.

      – Послал за чем?

      – Разрешите? – Он робко шагнул в комнату.

      Получив благосклонный кивок, Тадди приблизился к письменному столу, подхватил перо с чернильницей, тяжелой, малахитовой.

      – Он собирается что-то писать?

      Мальчишка замер, а потом, крепко зажмурившись, замотал головой.

      – Тогда что?

      – На кон…

      У меня сердце упало. Я… Честно, я даже не знаю, что хуже. То, что Шемьен, только вчера проиграв меня, свою супругу, данную ему перед ликом Матери Рассвета, сегодня опять садится за карточный стол, или то, что вчера он поставил на кон меня, хотя мог обойтись чернильницей.

      Тадди осторожно отступил на шаг, другой.

      – Стой.

      А он ведь с меня ростом. И телосложение примерно такое же.

      – Раздевайся.

      На лице слуги расплылась блаженная улыбка. Он выпустил чернильницу, потянулся к вороту рубахи…

      – Стой! – взвизгнула я, сообразив, что сказала совсем не то, что собиралась.

      Я помотала головой, приводя мысли в порядок, а потом, путаясь в чересчур длинных рукавах рубахи супруга, подхватив с пола остатки своего платья и поддерживая сползающие