Ничего личного, просто развод. Даниэль Брэйн

4

      – Мама.

      Мать ревела белугой и продолжала поносить меня в трубку. Я невесело усмехнулась – она не со зла, но как знать, может, именно сейчас она говорит то, что обо мне думает. Подобного она не делала очень и очень давно.

      – Мама! – окликала я, зная, что она через пару минут проревется и с ней станет возможно разговаривать как с человеком. – Мама, сходи попей воды. Ничего катастрофического не случилось. Все живы, все здоровы. Развод – дело житейское, мне ли не знать.

      Стакан наполовину пуст или наполовину полон. Или стакана нет, это иллюзия для умирающего от жажды. Вести чужой бракоразводный процесс совсем не то, что собственный, но на услуги коллеги у меня денег нет.

      – Юля, вот скажи, где твоя голова? Почему тебе мозгов не вложили? – мать всхлипнула, перевела дыхание, никуда не пошла, но, к счастью, понизила тон и заговорила по-деловому: – Сколько тебе еще выплачивать кредит?

      – Четыре года. Может, чуть меньше.

      – Четыре года! Ты ведешь себя так, будто отец миллиардером был. Ты его квартиру пробовала продать?

      Пробовала, она уже год висит на сайте недвижимости, эта злосчастная «двушка», и никому она не нужна в райцентре за сто двадцать километров от города, если бы хоть кто-то на нее позарился, я не брала бы этот кредит, мама, тебе ли не знать? Эта квартира – балласт, я ее не считаю.

      – Юля, твой Марк – дрянь и сволочь, каких поискать. Зачем ты вышла за него замуж? Зачем теперь встала в позу? Ни семьи, ни жилья, одни долги. Возвращайся домой. Ко мне. Разведись быстро и возвращайся.

      Как бы больно мне ни было, я рассмеялась. Она в своем репертуаре – все и сразу. Логика у матери, стоило ей начать меня чихвостить, отказывала всегда, еще со школы – «Посмотри на Веру, посмотри на Ваню, как хорошо все учатся, одна ты не как все, снова двойку принесла, что значит – за это задание все двойки получили, а меня все не волнуют, если все пойдут с крыши прыгать, ты тоже пойдешь?». Где-то годам к двенадцати я догадалась, что упреки матери можно пропускать мимо ушей и даже кивать не обязательно, она, как глухарь на току, старается не для меня, а для себя – жалеть себя мать любила. К моим пятнадцати годам ей вежливо, но убедительно объяснили, что с ребенком стоит быть человечнее. Удивительно, но она взяла тайм-аут до моего совершеннолетия.

      – Мама, пожалуйста, – мягко попросила я, хотя в душе ураган разгорался. Мне своих проблем хватает, мама, честное слово, меня бы кто пожалел. – Здесь половина седьмого утра. Все, что может быть закрыто, закрыто. Я подам на развод, сегодня сяду и посчитаю, сколько мне причитается. Это очень хорошие деньги, надо только немного подождать.

      – Всю жизнь будешь ждать? – плаксиво уточнила мать. – А жизнь пройдет мимо. Я звоню узнать, когда вы приедете, а Марк мне говорит, что ты из дома ушла.

      – А почему ты мне вчера не позвонила? – перебила я, потому что мне стало действительно интересно. – Ты же, наверное, всю ночь не спала.

      Я почему-то представила себе диалог: «Я не знаю, когда мы приедем, Юля ушла». – «Как ушла,