Жанна де Ламот. Михаил Волконский

Буцефал – это лошадь была, – улыбнулся Борянский.

      – Именно-с, я в этом смысле и изрек, ибо вы, так сказать, олицетворение лошади в мужском роде...

      – Берегитесь, чтобы я, несмотря на всю вашу игру ума, не сравнил вас с ослом! – заметил ему Борянский, впрочем, добродушно рассмеявшись.

      – А что ж, это недурно сказано! – похвалил Орест. – Во всяком случае, видно, что вы и за словом в карман не полезете! Ваше здоровье, маэстро!

      И они чокнулись.

      – Вы знаете, – стал говорить Борянский Оресту, – вы мне понравились!

      – Не вам одним! – с апломбом заявил Орест. – У меня как-то врожденно, что я всем нравлюсь!

      – Ну, да, да, разумеется! Так знаете что, чем нам прохлаждаться тут, в трактире, хотите попросту пойдемте ко мне, и я вас дома угощу на славу!.. У меня такой коньяк есть!..

      Орест приложил палец ко лбу в знак глубочайшего размышления.

      Конечно, Борянскому удобнее было возиться с Орестом у себя дома, раз уж так необходимо, чем сидеть в трактире.

      – Однако это нужно обсудить и взвесить! – сказал Орест. – С одной стороны, конечно, коньяк, а с другой... где вы живете?

      – На Гороховой.

      – Ну, вот видите... Значит, до вас еще добираться надо!.. А главное, из этого трактира я пьяный ощупью домой дорогу нахожу, а от вас куда я уйду?..

      – А у меня вы можете остаться и заночевать! А коньяк такой, что, право, ради него стоит отправиться на Гороховую...

      – Я всегда говорю, – вздохнул Орест, – что лаской со мной что угодно можно сделать! Одним словом, уговорили!.. Платите за истребованные нами запасы и – пойдемте!

      От Моховой на Гороховую был изрядный конец, но Борянский не взял извозчика, а пошел с Орестом пешком, не желая, чтобы кто-нибудь из знакомых встретил его едущим вместе с таким субъектом, как Орест. Идя же с ним вместе, он имел возможность при встрече с кем-нибудь из знакомых приотстать и сделать вид, будто гуляет совсем один.

      С Моховой от церкви Симеона и Анны они свернули на Фонтанку.

      Орест шел, насвистывая, мелкими шажками, но так быстро, что Борянский едва поспевал за ним, несмотря на размах своей геркулесовской походки.

      – Куда это вы торопитесь так? – спросил он у Ореста.

      Тот покрутил головой и, остановившись, сказал ему:

      – Как это куда!.. К коньяку... И даже к вашему коньяку!..

      Он остановился, но не потому, что Борянский окликнул его, а потому что они уже как раз были у крыльца барского дома, к которому подъезжала великолепная карета, запряженная четверней цугом, с форейтором.

      Ливрейный лакей отворил дверцу, и из кареты вышла высокая, стройная женщина, такая красавица, что вместе с Орестом остановился и Борянский, невольно заглядевшись на нее.

      Она прошла из кареты в подъезд совсем близко от них и, когда скрылась за затворившейся за нею дверью, Орест обернулся к Борянскому и с некоторым волнением заговорил:

      – Вы знаете, кто это такая?.. А я с этой женщиной, можно сказать, рос вместе! Эта красавица – воспитанница титулярного советника