Лёд и пламень, или Великая сила прощения. Наталия Сергеевна Коноплева

обвёл поляну пристальным… человеческим взглядом больших зелёных глаз.

      Торгрим отшатнулся:

      – У него человеческий взгляд! – прошептал он побелевшими губами.

      – Приветствую тебя воитель! Назови нам своё имя, дабы мы могли общаться с тобой, как полагает храбрым воинам.

      Белоснежный кот встряхнулся, и вот перед нами уже стоит человек: смертельно бледное лицо, синюшные губы, белые пальцы рук переплелись на груди.

      – Хёскуль! – вскрикнул Торгрим, но ты же был смертельно ранен и утонул в море у берегов земли данов…

      Драуг Хёскуль перебил его:

      – Вот значит, что стоит старая дружба! Что, мёртвым я тебе не так нравлюсь, а помнишь, как мы дружили с тобой? Помнишь, как я учил тебя сражаться на мечах. Помнишь, как ты заслушивался моими рассказами о северных фиордах, о каменных троллях, живущих в горах, а?

      Торгрим покраснел и протянул драугу руку. Тот пожал её. Со стороны казалось, что он хочет сломать Торгриму пальцы, но Торгрим лишь мужественно сжал зубы, а потом… вот неожиданность. Порывисто обнял Хёскуля. Странная необычная эта была картина: два берсерка живой и мёртвый, два бывших друга, между которыми лежала бездна под названием «смерть». А ведь Торгрим отлично знал, чем питаются драуги, и всё-таки не отшатнулся, преодолел страх и отвращение.

      – Мне так тебя не хватало, Хёскуль! – тихо проговорил Торгрим.

      – Мне тоже. Не хватало тепла живых, любви, участия. Кто же нас, кровопийц, полюбит. Даже инфери, – он презрительно сплюнул, – эти немые безвольные рабы своих хозяев, даже они ненавидят нас. Встретил я их предводителя однажды в лесах Галии, он со своими людьми отказался повиноваться чёрным магам, но он меня прогнал.

      При этих словах Доррен сделал несколько шагов вперёд:

      – Слышал я, – нарочито спокойно начал он, но его выдавали руки, судорожно вцепившиеся в отвороты плаща, – что у предводителя мертворождённых было имя? Не знаешь, как его звали?

      – Понятия не имею! – довольно грубо оборвал Хёскуль, – он мне не представился!

      – Но разве он не был известен…

      – Может вам, смертным, он и известен, но моему народу нет никакого дела до этих безвольных рабов. Хотя, он, кажется, первый, кто стал жить по собственной воле и увёл за собой других. Но от этого любить его больше, чем теперь я не намерен. Ты, варрад, – обратился он ко мне, – их военачальник. Мой народ поможет вам. Уж слишком много людей развелось в округе! – он оскалился и этот дикий, звериный оскал и низкий хриплый хохот весьма убедительно подчёркивали его кровожадную природу. Да, и с такими союзниками мне придётся иметь дело!

      Но Доррен прямо глядя в неподвижные белёсые глаза драуга, невозмутимо заметил:

      – Не забывай, Хёскуль, что именно благодаря людям, твой народ благоденствует в морских глубинах.

      Драуг оскалился:

      – А благодаря войнам ой народ становится всё многочисленнее.

      И, обращаясь ко мне, драуг добавил:

      – Я помогу тебе,