Таинственные истории, случившиеся с обычными людьми. Елена Хаецкая

она. – Лишних знаний не бывает. Никогда не знаешь, когда они могут потребоваться.

      – Ну Матрона Филипповна… – тянул Филькин, кося в сторону журнала: ставит уже двойку или еще повременит. – Ну Матро-она… Филипповна… Ну где мне могут пригодиться эти знания?

      – К примеру, будешь гулять с девушкой, и она спросит: «Хорошо бы знать, кто когда-то жил в том красивом доме…» – наивно начала Матрона. Голос ее утонул в дружном хохоте класса.

      Матрона Филипповна обиженно покраснела и поставила Филькину «два».

      И вот – как в воду глядела старая кочерыжка! – знания пригодились.

      – Ну так вот, Андрюша, на месте станции метро «Горьковская» при кровавом царизме был общественный сортир, – проговорил Филькин.

      Кошаков моргнул, чем доставил Филькину удовольствие.

      – А я не знал, – признался Гора Лобанов.

      – Мало того. Этот сортир был памятником неразделенной любви.

      Лобанов тихо прыснул.

      – Я делал про это доклад, – пояснил Филькин. – Когда мне Матрона влепила вторую единицу, на педсовете встал вопрос… и так далее. Директриса мне говорит: что тебе стоит, сделай тематический доклад, а то тебя – из школы… Я нашел подшивку газеты «Ленинградский рабочий», там много было заметок по краеведению. Ленинградские рабочие раньше любили краеведение. Оно давало им ощущение причастности к жизни графьев и прочих царедворцев.

      – Докладчик, пожалуйста, – поближе к сортиру, – напомнил Лобанов.

      – В общем, тут был один купец, который посватался к одной графине. Она здесь жила, – Филькин махнул рукой, показывая на один из близлежащих домов. – Вон, где плоская сова на фасаде.

      – А я думал, в этом доме жил Гарри Поттер, – очень серьезно произнес Андрюша Кошаков. – Ну, уже потом, конечно. Когда он уже стал профессором.

      – Он еще не стал профессором, – сказал Филькин. – Он еще Хогвартс не окончил.

      – А я думал, уже окончил, – еще серьезнее сказал Кошаков. – До нашей Рязани книги доходят с большим опозданием.

      Филькин внимательно осмотрел лицо Кошакова, но оно хранило непроницаемое выражение.

      – Возвращаюсь к историческому сортиру, – провозгласил Филькин. Как будущий продюсер, он не должен поддаваться на провокации со стороны актеров и режиссеров. – В общем, купчик принес графине руку, сердце и сто миллионов, но она его отвергла. Дескать, сперва сделайся графом, а там посмотрим. Он обиделся. И на свои отвергнутые миллионы отгрохал под ее окнами общественный сортир. Причем по архитектуре этот сортир повторял в миниатюре загородную дачу мадемуазель графини. Нарочно, подлец, скатался к ней на дачу и на бумажку зарисовал – как сие выглядело.

      – И что графиня? – спросил Кошаков с интересом.

      Филькин безнадежно махнул рукой.

      – Вынуждена была съехать из дома. Да там потом все равно революция началась, так что не очень-то и жалко.

      – Революция смела с лица земли сортир в форме графской дачи, –