Ловец во ржи. Дж. Д. Сэлинджер

руки.

      Наконец, я нашел выключатель и повернул. Старик Экли поднял руку, чтобы свет не резал глаза.

      – Господи! – сказал он. – Какого черта с тобой случилось?

      Он имел в виду всю эту кровь и все такое.

      – Вышла небольшая нафиг стычка со Стрэдлейтером, – сказал я. Затем сел на пол. У них в комнате никогда не было стульев. Не знаю, какого черта они делали со своими стульями. – Слушай, – сказал я, – не желаешь перекинуться раз-другой в канасту?

      Он был помешан на канасте.

      – У тебя еще кровь идет, бога в душу. Ты бы наложил чего-нибудь.

      – Перестанет. Слушай. Хочешь раз-другой перекинуться в канасту или нет?

      – В канасту, бога в душу. Ты случайно не знаешь, сколько времени?

      – Еще не поздно. Сейчас только где-то одиннадцать, одиннадцать-тридцать.

      – Только где-то! – сказал Экли. – Слушай. Мне надо вставать и идти утром на мессу, бога в душу. Вы ребята начинаете орать и драться среди нафиг… Из-за чего вы, блин, вообще подрались?

      – Это долгая история. Не хочу докучать тебе, Экли. Я думаю о твоем благополучии, – сказал я ему. Я никогда не обсуждал с ним мою личную жизнь. Начать с того, что он был еще тупее Стрэдлейтера. Стрэдлейтер был, блин, гением рядом с Экли. – Эй, – сказал я, – я посплю сегодня на кровати Эли, окей? Он ведь не вернется до завтрашнего вечера, да?

      Я был, блин, в этом уверен. Эли ездил домой почти каждые, блин, выходные.

      – Я не знаю, когда он нафиг вернется, – сказал Экли. Ух, как он меня раздражал.

      – Что, блин, значит, ты не знаешь, когда он вернется? Он никогда не возвращается до воскресного вечера, так?

      – Так, но бога в душу, я не могу просто сказать кому-то, что он может спать на его чертовой кровати, если ему так охота.

      Сдохнуть можно. Я потянулся с того места, где сидел на полу, и похлопал его нафиг по плечу.

      – Ты принц, Экли-детка, – сказал я. – Ты это знаешь?

      – Нет, я серьезно – я не могу просто сказать кому-то, что он может спать на…

      – Ты настоящий принц. Ты джентльмен и богослов, детка, – сказал я. И это правда. – У тебя случаем нет никаких сигарет? Скажи “нет”, и я сдохну.

      – Нет, между прочим, у меня нет. Слушай, из-за чего вы, блин, подрались?

      Я ему не ответил. Что я сделал, я встал, подошел к окну и посмотрел на улицу. Мне вдруг стало до того одиноко. Я почти пожалел, что не сдох.

      – Из-за чего вы вообще, блин, дрались? – сказал Экли, раз в пятидесятый. Вот уж зануда.

      – Из-за тебя, – сказал я.

      – Из-за меня, бога в душу?

      – Ага. Я защищал твою чертову честь. Стрэдлейтер сказал, у тебя дерьмовый характер. Я не мог спустить ему такое.

      Тут он разволновался.

      – Он так сказал? Серьезно? Так и сказал?

      Я сказал ему, что просто шучу, а затем подошел к кровати Эли и прилег. Ух, как паршиво мне было. До того одиноко.

      – Эта комната воняет, – сказал я. – Я отсюда чую твои носки. Ты никогда их в стирку не отдаешь?

      – Если тебе не нравится, ты знаешь, что делать, – сказал