Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества. Владимир Соловьев

этой связи. В «Исааке и Аврааме» поразительны метаморфозы живого в мертвое, а мертвого в ничто: живые ветви – мертвые ветки – огонь – пепел – пыль. «Тогда они, должно быть, впрямь умрут, исчезнув, сгинув, канув, уничтожась» – это не синонимы, но градации исчезновения, ступеньки, по которым спускаются в Аид. У ИБ – ввиду смертности души – Лиров комплекс: мнимость обладания. Об этом у него несколько поразительных стихотворений, где ускользаемость жизни приводит к странному оборотничеству. Вроде бы все на своем месте: в открытом море резвится дельфин, ручей, а рядом сатир, канал, а в нем трирема с гребцами. Так в чем же дело?

      Ржа, окись, патина…

      Я приведу эти три отрывка, чтобы показать, как болезненно ИБ ощущает пропажу, как бьет тревогу в связи со смертью души, ибо тогда становится бессмысленной прежняя работа поэта и невозможной сегодняшняя – значение ИБ не только в том, что он ощущает себя последним поэтом на земле, но в том еще, что он выполняет все обязанности, возложенные Богом на последнего и единственного на земле поэта, в том числе погребальные и некрологические.

      Фонтан, изображающий дельфина

      в открытом море, совершенно сух.

      Вполне понятно: каменная рыба

      способна обойтись и без воды,

      как та – без рыбы, сделанной из камня.

      …

      Сатир, покинув бронзовый ручей,

      сжимает канделябр на шесть свечей,

      как вещь, принадлежащую ему.

      Но, как сурово утверждает опись,

      он сам принадлежит ему. Увы,

      все виды обладанья таковы.

      Сатир – не исключенье. Посему

      в его мошонке зеленеет окись.

      …

      Империя похожа на трирему

      в канале, для триремы слишком узком.

      Гребцы колотят веслами по суше,

      и камни сильно обдирают борт.

      Мир заменителей и суррогатов, потеснивший действительность и в конце концов подменивший ее собой.

      Оскудение живой жизни и расцвет мнимой.

      Поэт государственного масштаба, имперского мышления и политической дидактики, ИБ оказался во времени, когда ни о каком альянсе между Державиным и Фелицей не могло быть и речи.

      Литературное отщепенство – это единственное, что ему оставалось. Его голос был, однако, усилен акустикой пустого зала. Так начинается мировая слава, минуя отечественную.

      Глава 27. САМОРАЗОБЛАЧЕНИЕ ГЕРОЕВ В ТЕОРЕТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ

      Ин изволь, и стань же в позитуру.

      Посмотришь, проколю как я твою фигуру.

Княжнин

      Я долго не хотел верить: Боже праведный! Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем! Какие достойные люди! Что ж теперь прочно на этом свете?

Гоголь

      Теперь конец моей и вашей дружбе.

      Зато начало многолетней тяжбе.

ИБ

      …Мы с Сашей сидели в Вильнюсе у Томаса Венцловы, поэта, интеллектуала, неудачника и алкоголика, человека совершенно лишнего в советской Литве и ей