Путь к своему королевству. Вера Гривина

Владимирковичу, что к ним явился посол от киевского князя Изяслава Мстиславовича, боярин Петр Бориславович.

      – Ух, ты! – удивился Богдан. – Что теперь будет?

      А Агнесса тем временем не могла отвести взгляда от одного человека в окружении Петра Бориславовича.

      «О, Боже! Это же Бруно!»

      Заметив Агнессу, рыцарь из Эдессы покрылся холодным потом.

      «Святые угодники! Жива! Как это могло случиться? Пусть меня вздернут на кишках папы римского, если она не ведьма! Ей, видать, любая высота нипочем – прыгнула и полетела».

      – Что с тобой, боярыня? – спросила Боянка у своей побледневшей госпожи.

      Та хрипло прошептала:

      – Вон тот темноликий… Он зарубил Любима Радковича…

      – Ах, ты, Боже мой! – ужаснулась Боянка и, приглядевшись к Бруно, добавила: – А ведь я его прежде видала. Он – боярин, а вотчина его Дашево недалече от Радимичей, токмо на угорской стороне.

      У Агнессы закружилась голова. Она, конечно же слышала об их с мужем соседе по ту сторону границы. Говорили, что он родом издалека и у него очень смуглая кожа. Говорили так же еще, что зовут его Брунашом, но Агнессе, конечно же, и в голову не приходило отождествлять Брунаша с рыцарем из Эдессы Бруно.

      «В жизни случается то, о чем невозможно даже помыслить», – подумала она.

      – Княгиня ждет, – напомнил ей Богдан.

      Агнесса и Боянка последовали за ним. Челядинец привел обеих женщин в сени, где боярыня скинула шубу и шапку на руки Боянки и направилась в светлицу, где была Ольга Юрьевна. Переступив порог, Агнесса сразу почувствовала себя неуютно: уж слишком строго смотрела на гостью сидящая в резном деревянном кресле молодая княгиня.

      Жена князя Ярослава была далеко не красавицей: широкие скулы делали ее лицо квадратным, свои и без того узкие глаза она постоянно щурила, а землистый цвет кожи ей не удавалось скрыть даже под толстым слоем белил. Зато наряд княгини – золотая диадема с филигранной работы колтами, алое шелковое покрывало, покрытый золотыми узорами парчовый навершник и золотая шейная гривна с большим рубином – поражал своей роскошью, не очень, по мнению Агнессы, уместной в обычной домашней обстановке.

      Кроме Ольги Юрьевны, в светлице находились две юные дочери боярина Серослава Ждановича. Обе боярышни, оторвавшись от рукоделия, смотрели с любопытством на гостью.

      Агнесса поклонилась.

      – Явилась, значит, – сказала княгиня. – Ну, проходи, садись. А вы, – обратилась она к девицам, – ступайте вон.

      Разочарованные боярышни покинули светлицу.

      – Ты почто к Успению перестала ходить? – осведомилась Ольга.

      – Я у Бориса и Глеба молюсь… Мне там больше по нраву… – смущенно пробормотала Агнесса.

      – Не лги! – досадливо перебила ее княгиня. – Скажи как есть, что от мужа моего, князя Ярослава, хоронишься.

      – Да, я не желаю встречаться с князем Ярославом, – призналась Агнесса.

      – Что же, он тебе совсем