Вера в верования и наоборот. Алексей Олегович Шкатов

конечно, память, что же еще?

      – Мы помним не только простой памятью.

      – Я понимаю. Но ведь тогда ничего не произошло. Я не стал видеть человеческие голограммы, немного предугадывал.

      – Твои родители упустили этот момент.

      – Какой момент?

      – Первой твоей связи с многогранностью.

      – Зина, я путаюсь.

      – Садись. Вспоминай.

      Из ее окна была очень большая перспектива. Была весна и взгляд терялся далеко-далеко. Я смотрел, смотрел…

***

      Вода, как будто сейчас меня зальет. Вот эта волна точно. Я дышу? Нет. Скорее да, чем нет. Я же вижу волну. Почему я лежу на боку? Так странно пахнет Черное море… Наше Балтийское почти не пахнет. Или пахнет. Сирена удаляется… «Алешенька, Алешенька»… Мама плакала и прижимала меня к своему теплому телу. «Мама, что это»? «Алешенька, Господи…»

      – Я видел много дверей.

      – Пока спал?

      – Наверное.

      – Алешенька… Сынуля… Алешенька…

      – Столько коридоров и столько дверей, мамочка…

      Сирены «Скорой», пробивающейся по битком забитому пляжу Евпатории, затихли совсем. «Алеша, повернись ко мне». Я повернулся. Фельдшер была в белом халате, с фонендоскопом на шее. Долго смотрела мне в глаза. «Хорошо, Алеша. Спать хочется»? «Нет». Фельдшер посмотрела на мою маму.

      – Мила, Вы видите вон тот пригорок?

      – Да.

      – За ним стоит дом. Там живет бабушка. Вам надо туда.

      Фельдшер поднялась и в свои неполных шесть лет я вдруг увидел настоящие женские красивые ноги. И белые трусики под халатом. И вообще, было хорошо от укола.

      …Помню открывшуюся дверь, очень высокую бабусю. И еще она говорила еле слышно. «Мамочка, Вы посидите здесь, а его я забираю в комнату».

      В комнате ничего не было, кроме стола, множества икон и горящих свечей. Еще были стулья. И запах. Он был такой приятный. Это был мой запах. Не знаю, что еще так любимо пахло. В шестилетнем возрасте много чего вкусно пахнет, но ладан и воск пахли вкуснее всего.

      Когда она стала читать молитвы, у меня приятно закружилась голова. Потом я стал дико кашлять. Потом опять задыхаться от астмы, с которой родился. Мама попыталась зайти в комнату, но бабуся ее выдворила обратно. Потом я потерял сознание, но мне не было страшно. Я и на пляже не успел испугаться, когда попал в кому. А бригада «скорой» просто купалась рядом. И машина их стояла прямо на пляже. И все медикаменты у них были с собой. У них просто был обед…

      Я открыл глаза. «Ключ, замок, язык. Аминь». Это единственное, что я слышал от этой высокой бабуси. Астма закончилась навсегда. Иногда я начинал задыхаться и мне казалось, что все вернулось. Если бы кто-то тогда мне рассказал про фантомные страхи, я бы вообще ничего в жизни не боялся. Или боялся бы самую малость. Когда страшно совсем чуть-чуть. Но тогда можно заставить себя заснуть, закатив глаза под закрытые верхние веки. И ровно дышать. Снизу, от ног… К голове.… Потом к диафрагме. Потом к груди и к животу… К кадыку и к низу