Люминотавр. Андрей Геннадьевич Юрьев

Хватит. Иди и живи. А пиво того стоит. Тридцать рублей. Нет, всё-таки он какой-то странный.

      неужели я не могу рассчитывать?

      Конечно, он нашёлся. Там же. Почти там же. Эльза Эриховна, зевая спросонья – фу! ха-ха! вот вам, матенька, и романтика! – с усмешкой следила, как он, в обтёрханных джинсах и потёртой кожанке, покачиваясь и придерживаясь за край прилавка почему-то только двумя пальцами, невнятно диктовал молоденькой торговке список каких-то арифметик, плазматик, бормоглотик…

      – Договорились? Недолго торговался! – процедила навстречу ого! Та самая Эльза!

      – Здравствуйте-здравствуйте, – Андрей осторожно сложил на прилавок стопку томиков. – Как подарок? Носится? – и стал отсчитывать купюры. Каждую подолгу разглаживал, кривил губы – карикатура улыбки, из-под пальцев уплывали зелёные, полновесные нолики. – Вот. Пятьдесят. Столько хватит, как вы говорите?

      Эльза обернулась, ещё, ещё: никто не видит, никто не смотрит на странную парочку – покупатели как покупатели, ничего необычного, торговому люду некогда отвлекаться, тем более в такую рань – протирают витрины, переставляют ценники. Только охранники стальными, воронёными глазами сорок пятого калибра ненадолго прицеливаются…

      – На что? То есть, за что? – Эльза холодные ладони к раскалённым щекам. – Зачем это?

      Андрей, вздохнув:

      – Не «зачем», – стал в заплечную сумку втискивать памятники чужой мудрости, – а «почему». По-че-му. Всё равно ведь вы на это рассчитываете.

      – То есть… – Эльза взмахнула перстнёной кистью – плетёные бутончики, чернёная корона на безымянном… Кто тебя короновал? Безымянная тень? «Гордись, хамло! Теперь твоё лицо под моей печатью». Андрей даже не сморгнул – шелестнув страницами, погладив переплёт, укладывал очередной бумажный кирпичик в загробно молчащую сумищу. Another brick in the wall. Ещё один кирпич в стене. Эльза поправила прядь, резанувшую глаза, смахнула слезинку. – За что… – снова непокорные руки скрестила на груди, на стонущем сердце. – Урод! Череп с глазами! – зашагала к выходу, зажав в кулачке деньги, мимо охранника, захлопавшего затвором век. За дверью, за стеклянной вертушкой – оживающий проспект. На остановках зевают, смотрят в никуда, день как титры после снов, кто режиссёр этой бессмыслицы? «Хватит. Сама себе сценарист. Сама себе режиссёр. Театр одной актрисы? Ну и пусть!» – Эльза развернулась.

      – Как ты смеешь? – и, раскрестив руки, выпоказав из-под расстёгнутого платья то самое, самим же и оплаченное, с ходу влепила такую пощёчину, что охранник аж поскользнулся, не добежав.

      – Я бы пива выпил, – прогудел мутноглазый, отёкший, но после третьего глотка сквозь миндалевидные сощуринки заблестело, хотя вооружённый детина всё ещё надеялся подобраться.

      Да, Лунин ожил, и оказалось, что платье-колокольчик этой воинственной немочки держится лишь на двух пуговках, по последней