Кто там шагает правой?. Владимир Маяковский

Кузнецкий.

      Лишь один я

      голос свой не вмешивал в вой ему.

      Подошел

      и вижу

      глаза лошадиные…

      Улица опрокинулась,

      течет по своему…

      Подошел и вижу —

      за каплищей каплища

      по морде катится,

      прячется в ше́рсти…

      И какая то общая

      звериная тоска

      плеща вылилась из меня

      и расплылась в шелесте.

      «Лошадь, не надо.

      Лошадь, слушайте —

      чего вы думаете, что вы их плоше?

      Деточка,

      все мы немножко лошади,

      каждый из нас по своему лошадь».

      Может быть

      – старая —

      и не нуждалась в няньке,

      может быть, и мысль ей моя казалась

                                                                          пошла́,

      только

      лошадь

      рванулась,

      встала на́ ноги,

      ржанула

      и пошла.

      Хвостом помахивала.

      Рыжий ребенок.

      Пришла веселая,

      стала в стойло.

      И все ей казалось —

      она жеребенок,

      и стоило жить,

      и работать стоило.

1918

      В основе стихотворения – реальный случай на улице Кузнецкий Мост, свидетелем которого оказался Маяковский: истощенная трудом и голодом лошадь упала на глазах толпы. Подобные происшествия были одной из характерных черт разрухи и голода тех лет. Реакция Маяковского вылилась в одно из лучших его лирических произведений.

      Про это

      Отрывки из поэмы

      В этой теме,

                   и личной

                              и мелкой,

      перепетой не раз

                           и не пять,

      я кружил поэтической белкой

      и хочу кружиться опять.

      Эта тема

                   сейчас

                           и молитвой у Будды

      и у негра вострит на хозяев нож.

      Если Марс,

                   и на нем хоть один сердцелюдый,

      то и он

                  сейчас

                           скрипит

                                      про то ж.

      Эта тема придет,

                           калеку за локти

      подтолкнет к бумаге,

                              прикажет:

                                           – Скреби! —

      И калека

                 с бумаги

                           срывается в клёкоте,

      только строчками в солнце

                                                             песня рябит.

      Эта тема придет,

                           позвони́тся с кухни,

      повернется,

                   сгинет шапчонкой гриба,

      и гигант

                     постоит секунду

                                                   и рухнет,

      под записочной рябью себя погребя.

      Эта тема придет,

                           прикажет:

                                   –