Французская косичка. Энн Тайлер

будет борода, я попрошу его, если он не против, сбрить ее разок перед свадьбой.

      – Сбрить!

      – Только один раз. На две крошечные минутки, чтобы я смогла увидеть его лицо, а потом пускай отращивает ее обратно.

      Джеймс выпустил ее руку и слегка отодвинулся, разглядывая Серену.

      – Что такое…

      – А если он откажется? – спросил Джеймс. – Если он скажет: «Вот я таков: парень с бородой. Можешь принять меня таким или уйти».

      – Ну ведь если он… – Серена умолкла.

      – Ведь если он – что? – не унимался Джеймс.

      – Если у него… окажется безвольный подбородок или типа того…

      Он не отводил глаз.

      – Да не знаю! – сдалась она. – Я просто хотела бы выяснить, во что ввязываюсь, вот и все.

      – И если бы у него оказался безвольный подбородок, ты бы ему ответила: «Ой, прости, кажется, я не могу выйти за тебя замуж».

      – Я не говорю, что не вышла бы за него, я хочу сказать, что желала бы выйти замуж информированной. Желала бы знать, с чем имею дело.

      Джеймс угрюмо уставился на спинку сиденья перед ним. И не сделал попытки вновь взять Серену за руку.

      – Ну Джееееймс… – нежно протянула Серена.

      Тишина.

      – Джеймс?

      Он резко повернулся, словно принял какое-то решение.

      – С того момента, как мы начали планировать эту поездку, – начал он, – ты возводишь… стены. Устанавливаешь границы. Не ночевать в одной комнате, приехать только на воскресенье… Мы пробыли там четыре несчастных часа! Да мы в дороге провели больше времени, чем в гостях! А я не так часто вижусь со своими, ты же знаешь. И я, в отличие от тебя, не живу с ними в одном городе и практически в том же районе и не могу заскочить в любой момент, когда мне нужно постирать шмотки.

      – Но я же в этом не виновата!

      Но он, словно не слыша, продолжал:

      – Знаешь, о чем я думал, когда мы ехали в Филли? Я думал, что когда ты познакомишься с моими родителями, то решишь, что мы можем у них задержаться. Что ты скажешь, мол, давай поедем самым ранним поездом с утра, и я успею на занятия, и что теперь ты видишь, какие они классные.

      – Я и так знала, что они классные, Джеймс. Мне просто… и кроме того, я не захватила зубную щетку! И пижаму!

      Выражение его лица не изменилось.

      – Хорошо, в следующий раз, – пообещала она.

      – Ладно, – буркнул он и вытащил из кармана телефон.

      Сейчас они проезжали вдоль залива Чесапик – широкая водная гладь, матово-серая даже в солнечном свете, а на торчащих там и сям на мелководье шестах неподвижно нахохлились одинокие птицы. Зрелище навевало тоску. Почти тоску по дому.

      Все из-за ее кузена, конечно же. Встреча с ним словно оставила зазубрину где-то глубоко в груди, трещину между двумя частями ее мира. По одну сторону мать Джеймса, такая душевная и искренняя, а по другую Николас, стоящий в одиночестве на железнодорожном вокзале. Это как вынуть стеклянную форму из горячей духовки и сунуть ее в ледяную воду: треск, когда она раскалывается на кусочки.

      – Может, устроим как-нибудь семейную вечеринку? –