Граф Монте-Кристо. Александр Дюма

пробормотал Кадрусс. – Вот вам еще доказательство в подтверждение моих слов, господин аббат, что бог милостив только к дурным людям. Да, – продолжал Кадрусс, – свет становится день ото дня хуже. Пусть бы небеса послали на землю сначала серный дождь, потом огненный – и дело с концом!

      – Видимо, вы от души любили этого молодого человека, – сказал аббат.

      – Да, я его очень любил, – сказал Кадрусс, – хотя должен покаяться, что однажды позавидовал его счастью; но после, клянусь вам честью, я горько жалел о его несчастной участи.

      На минуту воцарилось молчание, в продолжение которого аббат не отводил пристального взора от выразительного лица трактирщика.

      – И вы знали беднягу? – спросил Кадрусс.

      – Я был призван к его смертному одру и подал ему последние утешения веры, – отвечал аббат.

      – А отчего он умер? – спросил Кадрусс сдавленным голосом.

      – Отчего умирают в тюрьме на тридцатом году жизни, как не от самой тюрьмы?

      Кадрусс отер пот, струившийся по его лицу.

      – Всего удивительнее, – продолжал аббат, – что Дантес на смертном одре клялся мне перед распятием, которое он лобызал, что ему не известна истинная причина его заточения.

      – Верно, верно, – прошептал Кадрусс, – он не мог ее знать. Да, господин аббат, бедный мальчик сказал правду.

      – Потому-то он и поручил мне доискаться до причины его несчастья и восстановить честь его имени, если оно было чем-либо запятнано.

      И взгляд аббата, становившийся все пристальнее, впился в омрачившееся лицо Кадрусса.

      – Один богатый англичанин, – продолжал аббат, – его товарищ по несчастью, выпущенный из тюрьмы при второй реставрации, обладал алмазом большой ценности. При выходе из тюрьмы он подарил этот алмаз Дантесу в благодарность за то, что во время его болезни тот ухаживал за ним, как за родным братом. Дантес, вместо того чтобы подкупить тюремщиков, которые, впрочем, могли бы взять награду, а потом выдать его, бережно хранил камень при себе на случай своего освобождения; если бы он вышел из тюрьмы, он сразу стал бы богачом, продав этот алмаз.

      – Так вы говорите, – спросил Кадрусс, глаза которого разгорелись, – что это был алмаз большой ценности?

      – Все в мире относительно, – отвечал аббат. – Для Эдмона это было богатство; его оценивали в пятьдесят тысяч франков.

      – Пятьдесят тысяч франков! – вскричал Кадрусс. – Так он был с грецкий орех, что ли?

      – Нет, поменьше, – отвечал аббат, – но вы сами можете об этом судить, потому что он со мною.

      Глаза Кадрусса, казалось, шарили под платьем аббата, разыскивая камень.

      Аббат вынул из кармана коробочку, обтянутую черной шагреневой кожей, раскрыл ее и показал изумленному Кадруссу сверкающий алмаз, вправленный в перстень чудесной работы.

      – И это стоит пятьдесят тысяч франков?

      – Без оправы, которая сама по себе довольно дорога, – отвечал аббат.

      Он закрыл