Запретные дали. Том 1. Алевтина Низовцева

он, – у тебя удивительный внутренний мир!.. Я, право, в полнейшем восхищении!.. Просто в неописуемом восхищении!..

      Этот неожиданный комплимент смутил Себастьяна, не зная, что ответить на столь лестные слова, он опустил голову и смущенно заулыбался.

      – Оказывается, органы в период подросткового роста выглядят весьма любопытнейшим образом! – выпалил Мартин, расплываясь в ехидной усмешке, – Стоило мне сделать разрез и заглянуть вовнутрь, то моему восторгу не было предела!.. Erat miris (лат. Это было потрясающе)!..

      Тут он заливисто расхохотался, запрокинув вверх растрепанную голову. С этой минуты Себастьян возненавидел выражение «внутренний мир».

      Как потом оказалось, Мартин был не только великим мастером специфического юмора, но и большим шутником. Однажды во внезапном душевном порыве он решил немного разнообразить унылый досуг своего «маленького пациентика», правда, на свой лад.

      – Накась, – с самым дружелюбным видом произнес Мартин и премило заулыбался, похлопывая длинными изогнутыми ресницами, протянул тонюсенькую ветхую книжку, – почитай про лошадок, а то все глаза проглядел, да уши перегрел, подсматривая и подслушивая.

      Этот прямой укор вызвал у Себастьяна очередную бурю душевных эмоций, но он, как всегда, тактично промолчал, а еще его сильно удивило то странное выражение бледного лица с хитрым кошачьим прищуром.

      Беспрекословно приняв нечаянный подарок, Себастьян принялся перелистывать пожелтевшие страницы. Если судить по картинкам, то данная книга была действительно про лошадей, вот только текст оказался на бесовском языке. Это весьма огорчила Себастьяна, вызвав целую бурю восторженной радости со стороны «синеглазого черта», который с ехидным смехом тотчас же ретировался за дверь, а появился лишь под самый вечер, причем, трусливо поджав уши и выставив вперед ладони. Встретив высокую черную тень хмурым взглядом, Себастьян с самым решительным видом принялся скручивать книжечку в гибкую трубочку.

      – Ну, полно, полно тебе злиться!.. – заявил Мартин, застыв на пороге, – Пошутить уже нельзя!..

      Внимательно приглядевшись к трусливо улыбающейся «строгой врачебной интеллигенции», Себастьян подумал, что его, так называемый, лечащий врач тот еще тип, и заливисто рассмеялся.

      Никогда прежде Себастьяну не доводилось видеть докторов, но в его представлении они, почему-то, казались строгими мужчинами в летах. Этот совсем не вписывался в привычные стандарты данной профессии – какой-то он был чересчур артистичный, словно не лечил, а играл роль на сцене.

      Вообще в поведении Мартина было много чего нарочито наигранного и даже потешного, начиная от бесовского громогласия, демонстративной ходьбы взад-вперед, означавшей глубоко-мыслительный процесс и заканчивая визгливыми ругательствами, в которых он частенько не жалел красного словца, однако ругался без всякой злобы. К тому же, Мартин обладал и повышенной нервозностью, часто проявляющей себя в странной манере