Улица 17. Сесиль Монблазе

разной весовой категорией. Вы, профессор, относительно легкая жесть в моей жизни.

      Профессор от нетерпения протер очки чем придется, а именно полой костюма. Приготовился слушать, уютно расположившись в кресле. Профессор был небольшого роста, поэтому предпочитал ноги подгибать под себя или же скрещивать их, отчего сильно страдал к концу рабочего дня. На улице было лето, и по спине уважаемого психоаналитика текла большая капля пота, возникшая где-то в районе его лба.

      – Да, точно, я ж вам не представился. Иван, – протянул руку русский, но поймал пустоту. Вспомнив о президенте Байдене, который тоже любил здороваться с неведомыми миру призраками, он опустил ее в карман и больше не вынимал, изредка сжимая и разжимая ее в кулаке.

      – Я знаю, как вас зовут, можете не стараться, – заметил психоаналитик и посмотрел на озадаченное и недовольное лицо Фрейда, которое от солнца словно бы испускало загадочное сияние.

      – Но в вашем листе записано Игорь… – разочарованно протянул русский и, обернувшись, посмотрел прямо на портрет отца-основателя.

      – Нет нужды напоминать мне, как вас зовут. У вас то имя, которое вам бы хотелось иметь, не правда ли?

      – Правда, – вздохнул русский. – Истинная. Меня назвали в честь оперы «Князь Игорь». Вы, наверное, никогда не слышали о ней, а ведь отрывок оттуда знают все – «Улетааай на крыльях ветра, ты в край родной, родная песня нааааша»… Ее даже в какой-то рэп запузырили, вроде ничего, слушается нормально, но с неграми… Ой, извините, я не хотел.

      – Негры – ваша проблема? – встал профессор и позволил себе совершить легкую прогулку до окна, из которого доносились какие-то странные посторонние звуки, оказавшиеся всего-навсего полицейской машиной.

      – Моя проблема? Она там, за окном. Эти звуки… – Мужчина хохотнул и поморщился. – Немного странно, что я нервничаю? Я осознаю, что никто из них меня больше не схватит и не отведет… туда, куда надо. Потому что у меня есть высокие покровители, такие никому не снились. Но иногда, когда я лежу в постели и размышляю о том, что происходит, у меня слезы на глаза наворачиваются. Зачем я позволил сделать это с собой? Отчего я такой путь выбрал, а не другой какой-нибудь?

      – Вы… пережили в детстве сексуальное насилие? – спросил профессор и повернулся к лежащему небритому мужчине, с непреложной самоуверенностью задавая самый интимный вопрос, на какой только способны люди.

      – Кхм, нет. Оййй, – зашелся мужчина от смеха, странного, абсолютно не шедшего к нему, тонкого и неприятного, как поросячье повизгивание. – Меня предупреждали, что ваш брат любит такое говорить, но чтоб так сразу… Бросьте. Я родился в семье профессора и певицы. Они очень сильно меня любили и никогда не обижали, даже пальцем не трогали, когда я творил какую-нибудь дичь. А я очень непослушный был ребенок – воровал, дрался, волочился за девочками. А потом и убивать начал…

      – Это такие фантазии? – нахмурился профессор и сел в кресло, которое недовольно пискнуло под его довольно грузным телом.

      – Вовсе нет, но мне было