Любовница Иуды. А. Г. Гайсин

сразу не сказала? Темнишь? – Ферапонтов застегнул рубашку на все пуговицы и накинул на плечи пиджак, стилизованный под армейский френч. В его расширенных зрачках проступила некоторая растерянность.

      – Спросите у нашего гостя. Он человек честный. – Марсальская остро взглянула на Иуду сквозь кисейные лохмотья дыма.

      – Значит, мне не померещилось, – буркнул тот, словно разговаривал сам с собой.

      Он пытался соединить логические концы и начала: как эта восковая кукла могла узнать его в облике неизвестного Кувшинникова? Ведь задание секретное, о нем наверняка знали лишь единицы из Высшего Совета – откуда произошла утечка информации? Видимо, этот загадочный Островитянин имеет большие тайные связи в обеих Канцеляриях. (Мы просим извинения у читателя за эту приблизительную терминологию: дело в том, что и сам Иуда почти ничего о ней не знал, а лишь смутно помнил некий ключ к шифру.)

      – Но постойте! – вдруг возмутился Джигурда, потирая лоб указательным пальцем. – Ведь я шагал при осмотре пирамиды прямо за спиной гостя и не мог не заметить…

      – Ты вообще перестал замечать то, что нужно, – кольнул его Ферапонтов и тоже напустил на себя вид посвященного лица. Он разлил вино на четверых, но прежде чем взять бокал, близко наклонился к Иуде и произнес с ядовитой любезностью:

      – Если вы так хорошо усвоили наш язык, то уж свой-то родной, арамейский, должны знать тем паче. Только не надо клясться, что вы забыли его после двух тысяч лет, проведенных неизвестно где. Итак, я жажду услышать исконное слово.

      Иуда радостно прищелкнул пальцами.

      – Вы правы, губернатор. Как я сам не догадался! Я действительно многое подзабыл, но кое-что помню…

      С первыми же гортанными звуками Иуда сразу преобразился: глаза вдохновенно засияли не по-здешнему, и свет, загоревшийся в этих глазах, изменил черты всем знакомого лица, его мимику, отразился в импульсивных характерных жестах рук, в движениях пальцев, в тембре голоса – Иуда, наконец-то, почувствовал себя изнутри – он летел и летел вслед за своим голосом, за каждым своим словом, обжигаясь его сокровенным смыслом. Из глубины, из-под вековых наслоений повеяло безответной печалью далекой души: в облаке точных напевов псалтири и звуков свирели, среди апельсиновой прохлады сумеречных рощ.

      Губернатор со следователем оба буквально обратились в слух, сделались напряженно-внимательными – как гончие собаки, ищущие затерянный на тропе след.

      У хозяйки особняка замирало сердце, когда гость нечаянно обращал на неё свой потемневший «иноземный» взгляд, излучавший тоску по любимой.

      Но вот умолкла причудливая музыка чужой речи, похожая на курлыканье осенних журавлей. Ферапонтов посмотрел на Иуду с почтительным одобрением и тихо постучал кончиками пальцев о ладонь – вместо аплодисментов.

      – Весьма убедительно. Я ведь учился в институте востоковедения и немного в ваших языках разбираюсь.

      – Это