Любовница Иуды. А. Г. Гайсин

из себя грешного человека.

      – Вам не нравится, что вы стали Кувшинниковым? – улыбнулся Вениамин.

      – А кто такой Кувшинников? Не знаю такого. Я пока остаюсь Иудой из Кериофа. Из прелестного местечка, разрушенного на моих глазах язычниками, вроде тех, что живут на этом острове. Меня ведь тем и наказали, что сохранили земную память. А загробную почти всю стерли. Но я не в обиде. Ибо – Тайна! Если окончательно не испорчусь и не опозорю ваше славное тело… – Тут он позволил себе тонко усмехнуться… – То меня и от первой памяти избавят. И вас тоже в своё время. Это и будет рай. То, чего мы так хотели на земле…

      – Мне кажется, вы и впрямь не любили Иисуса Христа. Евангелисты были правы, – тихо заключил Кувшинников.

      – Давай не будем об этом. Уже тошнит! – рассердился Иуда. И потратил на гнев столько энергии, что покинутое тело едва не всосало его назад, в свою пещеру. – После смерти равви каждый щенок, вроде известного вам Марка, сына богатой Марии из Ершалаима, полез в мир со своим Евангелием.

      – Вы имеете в виду святого Марка? Того юношу, что нагим убежал из Гефсиманского сада, оставив в руках воинов покрывало?

      – Я там не был, не знаю. Но слышал, что он первым разнес сплетню, будто я привёл в сад стражников Каиафы. Молокосос! Вечно бегал за нами, как хвостик. Имя себе римское взял: Марк. Герой! Славой он бредил, завидовал знаменитостям и очень хотел, чтобы Егошуа стал земным царем. Видно, потом поумнел. Один Кифа был нормальным мужиком. Но тугодумом. Насколько же велик был раввуни: даже из такого человеческого теста сотворял святых. Разве не чудо?

      – У меня к вам просьба: не обижайте моих детей. Ведь им и так больно. Они очень любят меня. И я их. Не хочу оставлять о себе плохую память.

      – Какую я о себе оставил? Обижаете! Впрочем, теперь не докажешь… Ну, а с Ксенией что будем делать? Она тоже без вас жить не может. Без ваших ненасытных ласк. Мне-то каково?

      – Понимаю… Я к ней хорошо относился. Но никогда не любил. Она так и осталась моей сестрой по вере, доброй женщиной.

      – А Мария Залетнова, жена атамана Бабуры?

      – Вы уже и о ней знаете? А может, даже встречались? – Кувшинников так неприлично забеспокоился, что, теряя форму, чуть не расплылся и едва не прилип к потолку.

      – Она куда-то исчезла, – буркнул Иуда. Он понял, что зря затеял этот разговор: теперь Вениамин так изведется, что может не понравиться Комиссии. Таких беспокойных, как правило, отсылают опять на землю, для исправления, где они становятся обычными привидениями, призраками или домовыми, а иных, к примеру, спившихся лицедеев, используют на ролях двойников великих людей, дух которых без конца вызывают всякие маги и волшебники. Иуда своих дублеров не любил и не признавал, хотя сам редко отвечал на оккультные вызовы.

      – Я тоже везде ищу Марию. Бабура каждую ночь спит с разными шлюхами. У бабушки в деревне её нет. Ума не приложу…

      – А среди ваших, среди новичков, она не значится? Не проверяли?

      – Нет.