Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1. Александр Дюма

Планше и сам вношу такую же сумму; на эти сорок тысяч я наберу войско.

      Планше всплеснул руками. Видя, что д’Артаньян говорит серьезно, он подумал, что лейтенант положительно сошел с ума.

      – Войско?.. Ах, сударь! – произнес он с ласковой улыбкой, опасаясь разъярить этого сумасшедшего и довести его до припадка бешенства. – Войско? А какое?

      – В сорок человек.

      – Сорок человек против сорока тысяч? Маловато! Вы один стоите тысячи человек, в этом я совершенно уверен; но где найдете вы еще тридцать девять человек, которые могли бы сравниться с вами? А если и найдете, кто даст вам денег заплатить им?

      – Недурно сказано, Планше!.. Черт возьми, ты становишься льстецом!

      – Нет, сударь, я говорю то, что думаю; как только вы с вашими сорока людьми начнете первое настоящее сражение, я очень боюсь…

      – Так я не буду начинать настоящего сражения, любезный Планше, – отвечал гасконец с улыбкою. – Еще в древности были превосходные примеры искусных маневров, состоящих в том, чтобы избегать противника, а не нападать на него. Ты должен знать это, Планше; ведь ты командовал парижанами в тот день, когда они должны были драться с мушкетерами. Тогда ты так хорошо рассчитал маневры, что не двинулся с Королевской площади.

      Планше засмеялся.

      – Правда, – согласился он, – если ваши сорок человек будут всегда прятаться и действовать хитро, так можно надеяться, что никто их не разобьет. Но ведь вы хотите достичь какой-нибудь цели!

      – Разумеется. Вот какой я придумал способ быстро восстановить короля Карла Второго на престоле.

      – Какой? – вскричал Планше с удвоенным вниманием. – Расскажите ваш план. Но мне кажется, мы кое-что забыли.

      – Что?

      – Не стоит говорить о народе, который предпочитает веселые песни псалмам, и об армии, с которой мы не будем сражаться, но остается парламент, он-то ведь не поет.

      – Но и не дерется. Как тебя, Планше, человека умного, может тревожить эта кучка крикунов, которую называют охвостьем и скелетом без мяса! Парламент меня не беспокоит.

      – Ну, если так, не будем о нем говорить.

      – Хорошо. Перейдем к самому главному. Помнишь ты Кромвеля, Планше?

      – Много слыхал про него.

      – Он был славный воин!

      – И страшный обжора.

      – Как так?

      – Он разом проглотил всю Англию.

      – Хорошо, Планше; а если б накануне того дня, как он проглотил Англию, кто-нибудь проглотил его самого?

      – Ах, сударь, то он был бы больше его самого. Так говорит математика.

      – Хорошо. Вот мы и пришли к нашему делу.

      – Но Кромвель умер. Его поглотила могила.

      – Любезный Планше, я с радостью вижу, что ты стал не только математиком, но и философом.

      – Я употребляю в лавке много печатной бумаги; это просвещает меня.

      – Браво! Стало быть, ты знаешь – ты не мог научиться математике и философии, не научившись хоть немного истории, – что после великого Кромвеля явился другой, маленький?

      – Да, его звали Ричардом, и он сделал то же, что и вы, господин д’Артаньян: подал в отставку.

      – Хорошо! Очень хорошо! После великого,