Ружья еретиков. Анна Фенх

Правда.

      Больше ничего Рейхар спросить не успел: господин Хет собрал наконец свои бумаги и пригласил всех на выход.

      – А куда мы идем? – полюбопытствовал Виль.

      – Не знаю, – ответил Рейхар, злясь. – И не спрашивай. Узнаем, когда придем. Так больше вероятность, что ты не побежишь докладывать Псам о том, где теперь книги.

      Но Виль, к большому разочарованию Рейхара, не обиделся, а, напротив, рассмеялся.

      – Ох, ярый какой, – проговорил он, смеясь. – Ярый, подозрительный… Дикий.

      – Встречаемся у «Тыквы», – пробасил Грум. – Вейг, тащи из дому свое тряпье, Улиу под парня оденем. Ищут девку.

      Ученик менялы кивнул и выскочил на улицу. Долгое время все прислушивались, не раздастся ли крик, шум борьбы и ругань монахов-псов, но было тихо.

      – Нет никого, – определил Грум. – Неелай, еще раз плюнешь на пол, уши вырву. Давай в окно, свисти, ежели что.

      Следующим вышел Рейхар с книгами, Виль увязался по дороге. Последним дом покинул Грум, он сопровождал старика и девушку.

      По дороге Виль многословно пояснял Рейхару, почему так важна для них Улиа.

      – Ромуры нет теперь, – легко говорил он, и Рейхар снова сжимал зубы почти до хруста. – Надо кому-то книги переписывать. Борте человек образованный, да почерк у него такой, что он сам с трудом разбирает, привык писать наскоро. Прочесть нет возможности, у него перо заплетается, у чтеца – язык. Грум пишет медленно, до конца года книгу не осилит. А мы вовсе грамоте не ученые. Вот Улиа пишет, как поет, и ровно, и плавно, и быстро.

      – А Вейг что же? – удивился Рейхар. – Он же с менялой дело имеет.

      – А Вейгу я не верю, – улыбался Виль. – Он, как хорек, быстрый, проворный, так и норовит глаза выесть. Ох, хорек он…

      Здесь Рейхар был согласен с пророком, он Вейга недолюбливал именно за это ощущение, за ожидание стилета в спину.

      – А со мной зачем пошел? Боишься, что книги укрою?

      – Нет, – Виль на цыпочках обошел глубокую лужу по краешку, расставив руки, почти приплясывая, словно забавлялся. – Я один ходить боюсь. Случается, скрутит на улице и лежишь в канаве, грязью давишься. Хорошо, если не пнет никто, а то бывает, очнешься избитый весь и не знаешь, кого за синяки благодарить, для кого у Господа высшей милости просить… Этак ведь однажды и не очнусь. А ты и меня, и книги сбережешь, я знаю. Я всех людей вижу, Рейхар Китт, еретик. Что они есть, то я и вижу. Ты – Волк.

      Рейхара прошиб холодный пот. Вспышка в сознании сменилась вязковатой тревогой, а Виль беззаботно продолжал:

      – Ярый, дикий. Ух, глазищи серые, светлые, как дорогая сталь. Но верный. Вернее собаки. Ты не из Псов, я уж вижу. Волком буду тебя звать. А как я буду звать, так и остальные будут. Они меня слушают, знают, что не совру.

      – А Неелай кто? – спросил Рейхар, чтобы не молчать.

      – А, воробышек малый. Птичка добрая, – Виль смеялся. – Чем же ты на жизнь зарабатываешь, Волк?

      – Меня зовут господин Китт, – глухо сказал Рейхар. – Я до сегодняшнего вечера был врачом. Теперь буду отребьем в порту,