Романтические истории для девочек. Лидия Чарская

Довольно! – неистово замахал руками учитель. – Вы сами не понимаете, что говорите сейчас. Госпожа Рош, отвечайте басню… Госпожа Ивина, садитесь и придите в себя. Вы нездоровы, должно быть, и это избавит вас от единицы.

      Ивина уселась на своё место, обводя класс торжествующими глазами, а вместо неё поднялась Женя Рош.

      По улицам Слона водили,

      Как будто напоказ, —

      Известно, что Слоны в диковинку у нас… —

      пропищала она тоненьким-претоненьким голоском.

      У учителя глаза стали круглыми, как орехи. Он смотрел то на толстушку Рош, то на классный журнал. Наконец, очевидно, смекнув, в чём дело, он покраснел и, махнув рукою Рош, чтобы она садилась, поставил ей крупную единицу…

      – Стыдно школьничать! – произнёс он строго. – Но вы обе на дурном счету, поэтому с вас и взятки гладки, как говорится… Госпожа Прижинцова, потрудитесь прочесть вы «Демьянову уху», – обратился он к первой ученице класса.

      Танюша поднялась вся красная со своего места. Ей не хотелось огорчать Яковлева и получать дурную отметку в классном журнале, и в то же время она не смела идти против класса. Слёзы стояли у неё на глазах, когда она начала, захлёбываясь и волнуясь.

      Мартышка к старости слаба глазами стала;

      А у людей она слыхала,

      Что это зло ещё не так большой руки

      Лишь стоит завести очки.

      Очков с…

      – «Демьянову уху», «Демьянову уху» прошу читать, а не «Мартышку и очки»! – закричал не своим голосом учитель. – Да что вы, извести меня поклялись все, что ли? И это вы! Прижинцова! Первая ученица, моя гордость! – произнёс он дрожащим от волнения и гнева голосом. – На вас-то уж я надеялся! Ну… да уж… садитесь, – присовокупил Василий Васильевич с горечью, и новая единица прочно воцарилась в клеточке журнала.

      – Степановская… Рохель… Мордвинова… Шмидт… – сердито вызывал девочек Яковлев, и каждая из них говорила всевозможные басни, только не ту, которую требовал учитель, – не «Демьянову уху», заданную на сегодня.

      За черноглазой и черноволосой Сарой Рохель поднялась Жюли и начала, дерзко глядя в самые глаза учителя:

      Проказница-Мартышка,

      Осёл,

      Козёл

      Да косолапый Мишка

      Затеяли сыграть Квартет.

      Достали нот, баса…

      – Молчать! – прервал Жюли грозным голосом учитель и изо всей силы ударил кулаком по столу.

      И вдруг его глаза встретились с моими. Я увидела столько гнева и в то же время тоски в его обычно добрых глазах, что невольно подалась вперёд, желая его утешить.

      – А-а, – произнёс Василий Васильевич, – госпожа Иконина-вторая, про вас я чуть не забыл… Отвечайте басню!

      Я медленно поднялась и, встав у парты, начала:

      «Соседушка, мой свет!

      Пожалуйста, покушай». —

      «Соседушка, я сыт по горло». – «Нужды нет,

      Ещё тарелочку; послушай:

      Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!»

      Я не знаю, жаль ли мне было замученного классом учителя или совести не хватило следовать примеру