Портрет Дориана Грея. Оскар Уайльд

самый лучший портрет современности. Мистер Грей, подойдите и взгляните на себя.

      Юноша вздрогнул, словно очнулся от какого-то сна.

      – В самом деле закончен? – тихо спросил он, спускаясь с помоста.

      – Да, безусловно, – сказал художник. – И ты сегодня очень хорошо позировал! Я тебе за это крайне признателен.

      – Благодарить надо меня, – вмешался лорд Генри. – Правда, мистер Грей?

      Дориан ничего не ответил, но с безучастным видом прошел мимо картины, а потом повернулся к ней. При взгляде на портрет он тут же отошел немного назад, и его щеки покрылись румянцем удовольствия. Глаза радостно заблестели, словно он увидел себя впервые. Юноша стоял неподвижно, как будто в изумлении, до него смутно доносились какие-то слова Холлуорда, однако смысла их он не понимал. Ощущение собственной красоты обрушилось на него как откровение. Ничего подобного он раньше не испытывал. Комплименты Холлуорда представлялись ему всего лишь присущим дружбе милым преувеличением. Он их слушал, смеялся над ними, а потом забывал. Они не трогали его душу. Но затем появился лорд Генри Уоттон со своим странным панегириком юности и ужасным предостережением о ее быстротечности. Сказанное им задело Дориана за живое, и теперь, когда он стоял и смотрел на отражение своей красоты, его поразило, насколько верно все то, что он услышал. Да, однажды действительно настанет день, когда его лицо будет морщинистым и ссохшимся, глаза потускнеют и обесцветятся, а изящная фигура станет согбенной и уродливой. Алые губы потеряют свой цвет, волосы – свое золото. Жизнь, призванная сформировать душу, обезобразит тело. Он превратится в отвратительного, неловкого урода.

      При этой мысли острая боль, как нож, пронзила его, заставив трепетать нежные струны души. Его глаза потемнели, сделались аметистовыми и затуманились слезами. На грудь ему словно легла чья-то ледяная рука.

      – Неужели тебе не нравится? – наконец воскликнул Холлуорд, немного уязвленный молчанием юноши и не понимающий, что оно означает.

      – Конечно, нравится, – ответил вместо Дориана лорд Генри. – Разве такой портрет может не понравиться? Это одно из величайших произведений современного искусства. Я дам тебе за него, сколько скажешь. Мне просто необходимо его иметь.

      – Картина мне не принадлежит, Гарри.

      – Кому же тогда?

      – Дориану, разумеется, – ответил художник.

      – Так вот кому повезло!

      – Как печально! – пробормотал Дориан Грей, не отрывая глаз от собственного портрета. – Как печально! Я состарюсь, буду страшным, уродливым. А этот человек на портрете навечно останется молодым. Ему всегда будет столько же лет, сколько мне в сегодняшний июньский день… Вот бы случилось все наоборот! Вот если бы я оставался молодым, а портрет бы старился! Я бы… я бы всё за это отдал! Да-да, отдал бы что угодно! Даже свою душу!

      – Ты едва ли согласился бы на такое предложение, Бэзил, – рассмеялся лорд Генри. – Твою работу ждала бы печальная судьба.

      – Да, Гарри, я бы очень сильно возражал, – подтвердил Холлуорд.

      Дориан