Самоход. «Прощай, Родина!». Юрий Корчевский

думаешь – не доедет немец? А если каждый, как ты, приказ об отступлении ждать будет, так и случится.

      – Особисту донести хочешь?

      – Тьфу на тебя! Дурак ты – дурак и есть. Объяснить тебе хочу…

      – Так ведь резервы быть должны… Подойдут из тыла, немцев отбросят…

      – Для мобилизации время нужно. Обуть-одеть новобранцев, оружие в руки дать и пользоваться им научить. А это все время. Вот мы и должны стоять, чтобы они, резервы эти, подготовлены были и сюда переброшены…

      – Да я все это понимаю, только жить охота.

      – А им? – Виктор показал рукой в сторону ровика, где лежал погибший расчет пушки.

      – Героем стать захотел, да?

      – Нет. Я солдат и долг свой перед Родиной до конца исполнить хочу. Негоже, когда немцы нашу землю топчут. Это моя земля, и твоя, и всех нас…

      – Здорово тебя комсомол воспитал…

      – Опять не то! Я не за партию и комсомол воюю, не за Сталина – за страну.

      Подносчик огорченно махнул рукой и замолк, ничего не ответив более – у него было свое мнение. Он понял, что Виктора не переубедить. А хуже того – донесет он. К сожалению, стукачей было много и в армии, и среди обывателей. Всеобщая истерия о врагах, о предательстве охватила массы, маховик репрессий был раскручен.

      Немалую лепту перед войной внесли в это сами немцы. Будущему противнику, СССР, подбрасывали очень похожие на правду документы – через дипломатов, через разведку. И Сталин купился, перед войной по армии прокатился поток репрессий: многие командиры, прошедшие Испанию и Халхин-Гол, были брошены в лагеря или расстреляны, а на командирские должности были поставлены партийцы из числа пролетариев. У них и большевистский фанатизм был, и преданность идеалам Ленина – Сталина. Вот только военных знаний не было. Молодые, закончившие краткосрочные курсы, они не обладали ни обширными военными знаниями, ни культурой. Их потолок был – рота, ну – батальон, а их поставили командовать дивизиями, армиями. Ошибку в дальнейшем исправили, заплатив за нее миллионами потерянных человеческих жизней, оккупированными землями и разрушенной промышленностью.

      Конечно, слова Виктора были кощунственными. Как это – не за Сталина, не за ВКП(б)?

      – А какое сегодня число? – спросил вдруг Виктор.

      – Запамятовал? Или бомбежка мозги напрочь отбила? Четырнадцатое сентября сорок первого года.

      Виктор присвистнул.

      В этот момент из-за кустов вышел командир – на малиновых петлицах его было по два кубика.

      Виктор с подносчиком вскочили и в приветствии приложили руку к пилотке.

      – Вольно, бойцы! А где расчет?

      – Только мы остались, – доложил Виктор.

      – А батарея?

      – Нет ее, мы на других позициях уже были. Одна пушка осталась, и нас двое.

      – Плохо!

      Лейтенант присел на ящик, вытащил портсигар и протянул его Виктору и подносчику:

      – Курите…

      Однако оба отказались – ни тот ни другой не курили.

      – Снаряды есть?

      – Несколько ящиков.

      – Полагаю, немцы до вечера еще попробуют