Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков. Филип Пулман

в сумасшедший дом!

      Короче, мистер Гребби был человек раздражительный и задира – а теперь еще и фальшивыми деньгами баловался… возможно.

      Гром подумал про своего отца, запертого сейчас в камере. Мысли его, небось, так и бились об оконную решетку, что твой почтовый голубь с весточкой надежды.

      – Мы должны его поймать, – веско сказал Бенни. – И непременно на горячем.

      – И как мы это сделаем? – спросила Брайди. – В магазин он нас не пустит. Может, лучше пойти в полицию и все им рассказать?

      Казалось бы, что может быть проще, но при одной этой мысли у Грома мороз побежал по коже. Он даже на секунду забыл про свое собственное преступление.

      – А может, – со слегка диким видом предложил он, – нам стоит проникнуть в магазин и найти тайник?

      – Ну, много времени это не займет, – согласилась Брайди. – Там всего-то двадцать два отдела. И примерно десять тысяч мест в каждом, где можно что-нибудь спрятать. Минут десять нам на все про все хватит. Айда?

      – Это смотря… – начал было возражать Гром, но Бенни вдруг поднял руку.

      – Тссс!

      Все умолкли.

      Бенни на цыпочках прокрался к люку, встал на четвереньки и прислушался.

      – Внизу кто-то есть! – прошептал он.

      Шпион!

      Ребята переглянулись. Зловещий холодок пробежал по спинам. В полной тишине каждый нашарил себе оружие – рогатку, палку, складной ножик, да что угодно, что под руку попалось… – и приготовился дорого продать свою жизнь.

      Внизу беспокоился, топотал и всхрапывал Джаспер. Потом стало тихо. А потом раздался скрип. Это был очень знакомый скрип: такой звук издавала пятнадцатая ступенька лестницы, если считать снизу. Чужак был уже почти наверху!

      Тихо, в полном молчании Гром, Брайди и Бенни подкрались к люку. Акуленыш Боб грозно хмурил брови из-за апельсинового ящика. Шальной сквозняк положил и задергал пламя свечи в фонаре, и по всему чердаку, словно огромные черные флаги, заполоскались тени.

      Под люком заскреблись и защелкали, словно чужак возился со щеколдой. К тому же он еще и бормотал что-то – да не как-нибудь, а на чужом языке! Гром подумал, что, возможно, на французском. Он даже разобрал что-то типа: «Morbleu! Que diable ont-ils fait avec le… Ah! Voilà…»[1]

      Защелка открылась.

      Крышка люка поднялась.

      В дрожащем свете фонаря возникло лицо. К лицу прилагались маленькая острая бородка, опрятная шляпа жемчужно-серого цвета и белые лайковые перчатки. Что бы лицо ни ожидало увидеть на чердаке, в перечень явно не входило кольцо свирепых физиономий и целый арсенал опасного оружия, направленного прямо на него.

      Лицо потрясенно ахнуло, а потом…

      – Non! Non! Aah…[2]

      Пятнадцатая ступенька! С детским весом она справиться еще могла, но француз попался пухлый и даже откормленный, и когда он наступил на треснутую перекладину, та крякнула и подломилась.

      Исчезновение гостя сопровождалось затихающим

1

Черт побери! Что они там сделали с этой… Ага, ну вот! (франц.)

2

Нет! Нет! Ааа… (франц.)