Петербургский сыск. 1874 год, апрель. Игорь Владимирович Москвин

Путилину на ухо, – видите, кого помощник пристава в сторону отводит?

      – Неужели Петька Голдыш? – Изумился начальник сыска.

      – Он самый, – подтвердил Миша, – посмотрите на его лицо. Неспроста он здесь появился! Ох, неспроста.

      – Думаю, ты прав. Пока с ним господин Холодович беседует, рассказывай, что удалось узнать? Вижу, так и пышешь сведениями.

      – Кое—что удалось узнать, – таинственно прошептал Жуков.

      – Не томи.

      – Серафим Елантиевич Синицын жил бобылём…

      – Это я знаю, далее.

      – Имел будку на Сытнинском рынке, где торговал птицами. Говорят, что деньги у него водились, но самое главное, что день тому ныне убиенный приходил к околоточному и жаловался, что днём к нему в дом залезли воры и украли вещей на тридцать целковых, даже ризы сорвали с икон, видимо, подумали, что они золотые. Но околоточный Сазонов только посмеялся над стариком и заявил, что тому привиделось.

      – Любопытно.

      – Вот именно, Сазонов даже не ходил в дом, когда старик заявил, что дверь не взломана с стекла целы.

      – Голдыш?

      – Может быть, он же по таким делам.

      – Поговорю с Холодовичем, я видел, как он то ли целковый, то ли трёшку сунул Петьке.

      Подходить к помощнику пристава не пришлось, он сам подошёл к начальнику сыска.

      – Я думаю, дело скоро разрешиться наилучшим образом, – лицо Холодовича светилось довольством и глаза блестели от удовольствия, что, мол, и без сыскной обойдусь.

      – Уж не с Петькиной ли подачи? – Путилин смотрел не на Ивана Егоровича, а за Голдышем, наблюдая за поведением и чувствами, читаемыми на круглом со шрамом над верхней губой лице, а самое главное Иван Дмитриевич не упускал из виду взгляд Петьки, какой—то настороженный и цепкий.

      – Да, – признался помощник пристава, – он мне доложит об убийцах, сегодня разузнает.

      – Убийцах? – Путилин прикусил губу.

      – Так точно, я ему сказал.

      – Понятно, пойду все же с ним поговорю.

      – Господин Путилин, – обиженно произнёс Холодович, – вы отбиваете у меня агентов.

      – Я только перекинусь несколькими словами.

      Иван Егорович тяжело задышал, словно остался недовольным, что столичный сыскной начальник стремится отобрать у него лавры нашедшего убийц.

      Иван Дмитриевич вальяжной походкой большого начальника подошёл к Петьке Голдышу и, взяв за руку, отвёл подальше от любопытствующей толпы.

      – Ну, здравствуй, Петя, – слащавым и нежным голосом проворковал Путилин, когда они отошли на большое расстояние по улице.

      – Здравия желаем, Ваше Превосходительство, – громким голосом ответил Голдыш.

      – Не на параде, не кричи, забыл моё имя— отчество, – поморщился Иван Дмитриевич и добавил, – какими судьбами.

      – Никак нет, Иван Дмитрич, не забыл. А здесь, – Петя сглотнул скопившуюся слюну, – шел на рынок, увидел толпа стоит, вот любопытство верх и взяло.

      – Ясненько, – теперь они стояли