Ехал грека через реку. Тата Алатова

считает вас чудаковатым, – перевел Димдим.

      Мысленно посмеиваясь, Адам смотрел, как Ася, настороженная, как кошка, бродит по гостиной. Казалось, что она вот-вот брезгливо задергает лапой.

      – Почему вы так не любите нормальные, глухие стены? – спросила она.

      Димдим с Евой развалились на желто-зеленом диване и включили огромный телевизор.

      Адам уж и не помнил, когда пользовался им в последний раз.

      Он вообще не любил эту комнату – она была для чужих людей, с этой модной мебелью и современной техникой, и авторскими картинами молодых художников, и камином, облицованным цельным слэбом мрамора, и пушистым ковром «терраццо», и кадками с вереском.

      – Ну я же вашу коробчонку не осуждаю, – весело отозвался он.

      – Какую еще коробчонку?

      – В которой вы раньше жили.

      Ася вдруг очень потешно всполошилась.

      – Я обидела вас? Вы расстроены? Простите, пожалуйста. Очень милый дом. Просто рай эксгбициониста.

      Адам закашлялся.

      – Детей надо накормить обедом, – сказала Ася деловито. – И уложить спать. Ева же еще маленькая, она спит после обеда?

      – Не знаю.

      – Все дети должны спать днем, – наставительно сказала она и тихонько зевнула.

      У нее получилось это так заразительно, что Адама тоже немедленно поклонило в сон.

      Кухню от гостиной отделяла бронзовая стена-ширма со сложным геометрическим узором. Адам поначалу хотел снести это безобразие, но для этого пришлось бы вскрывать и пол, и потолок, и чудовищная конструкция осталась.

      – Ого, – сказала Ася, оглядываясь по сторонам. – Любите готовить?

      – Готовка меня успокаивает, – пояснил Адам, ныряя в холодильник. – Что мы хотим на обед?

      – Какой-нибудь суп, – пожала она плечами, – говорят, что суп надо есть ежедневно.

      Она постучала пальцем по висящим в ряд блестящим сковородкам – от крохотной к огромной. У Аси совсем не было маникюра, и Адаму с непривычки показалось, что в этом есть что-то неприличное. Он миллион лет не видел женщин с голыми ногтями.

      – Мне же теперь надо правильно питаться, да? – рассеянно произнесла она, сдвигая густые и даже немного лохматые брови.

      – Вы удивительно спокойны для женщины, узнавшей с утра о своем материнстве, – заметил Адам, приглядываясь к ней.

      Вторая татуировка обнаружилась на ее левой ноге. Змейкой непонятных символов она обхватывала щиколотку. Интересно, где была третья.

      – Мне кажется, я просто еще не до конца осознала, – призналась Ася.

      Он кинул ей яблоко, но она вместо того, чтобы слопать самой, аккуратно почистила его, порезала на дольки и отнесла детям.

      Больше всего ему нравилось в ней, что она не задала ни единого вопроса о матери Евы или о причинах, по которым они с дочерью оказались в столь плачевном состоянии.

      Пока Адам готовил обед, Ася оттащила детей от телевизора и отправилась разглядывать их с Евой территорию.

      Две просторные комнаты с чудовищными панорамными окнами вместо стен. Первая была игровой, наверное, потому что здесь горами