Винни Ковальский, гнус частного сыска. Мария Елифёрова

Солгрейв обернулся. Позади стоял Винни Ковальский, державший в руках вишнёвую книгу, которую только что вытянул из шкафа.

      – Все девять томов… Занятная у вас библиотека, мистер Моррис, – с игривой улыбкой произнёс он. Моррис смутился.

      – Хобби, – коротко обронил он. Инспектор надвинулся на Ковальского.

      – Поставьте на место и выйдите отсюда, – сурово сказал он. – Вы мешаете мне вести допрос.

      – Ладушки, – покладисто отозвался Ковальский. – Нужные мне вопросы я и сам сумею задать.

      Театрально бережным жестом он водворил том на место и покинул кабинет.

      – Уф, – сказал Моррис. – Ну и рожу она наняла… простите, сэр. Куда вы хотите сесть – в кресло или на кушетку?

      4

      Выходя из ворот Фервуда, инспектор злился. Он рассчитывал запутать подозреваемых, допросив их повторно, но услышал то же самое, что было подшито в папке Бишопа, без единой новой детали. Моррис показал, что сидел в кабинете до 19.35 и ничего не слышал. В том, что из кабинета не слышно шума в нижнем этаже, Солгрейв убедился лично при следственном эксперименте (кухарка немало повеселилась, когда он заставил её орать дурным голосом). Дворецкий показал, что не впускал никого через парадное до появления сэра Реджинальда в 19.30, хотя за чёрный ход он ручаться не мог. Садовник Грин, в ведении которого находился зимний сад, показал, что не позднее 19.00 он вошёл туда опрыскивать орхидеи и увидел на полу труп, после чего кинулся за леди Фицрой, а она, в свою очередь, позвонила в полицию. Леди Фицрой показала, что всё это время была в гостиной и слушала патефон; вначале она не поверила Грину и спустилась посмотреть, но, увидев, что это правда, впала в истерику (что подтверждалось показаниями Грина). Придя в себя, она тут же позвонила в полицию с телефона в холле. Время звонка – 19.15 – было зарегистрировано, и с ним ничего поделать было нельзя. Лорд Фицрой сообщил, что приехал домой в 19.30 и застал там почти невменяемую жену и мёртвую Виолу Харди. Уильямс, работавший в парке, по-прежнему настаивал, что видел живую Виолу Харди, выскочившую из парадного входа в 19.20.

      – Безумие какое-то, – вслух сказал Солгрейв, остановившись и ковыряя зонтиком землю.

      – Безумие? Ну нет, сэр – в этом безумии есть система.

      Винни Ковальский нагнал его и теперь стоял рядом с ним, держа под мышкой тросточку.

      – Опять вы, – прошипел Солгрейв. – Кажется, вы не понимаете, куда вам стоит соваться, а куда нет?

      – Не кипятитесь, инспектор, – негромко произнёс Ковальский. – Меня ведь тоже не предупредили.

      – О чём, скажите на милость?

      – О том, что это убийство. Агентству эта пани Фицрой заявила, что хочет проследить за мужем – дескать, подозревает, что он посещает танцовщицу из непотребного кафешантана. Для агентства частного сыска дело привычное. Её и снабдили… мной. А когда я приезжаю якобы на встречу с клиенткой, вдруг оказывается, что оба супруга дома, а девица, о которой шла речь, уже третий день как в морге!

      Солгрейв замер.

      – Ну и ну, – вырвалось у него.