Разрушительная игра. Ана Хуан

но потом… пижама и сладкий сон.

      Я не ненавидела свою работу, но хотела бы заниматься чем-то более значимым, а не просто быть ходячим и говорящим манекеном.

      Так все и шло. День за днем, месяц за месяцем – одно и то же. Осень перешла в зиму, потом в весну и лето, потом снова в осень.

      Рис всегда был рядом – по-прежнему суровый и угрюмый, но умеривший свою деспотичность. Ну, по его меркам. По сравнению с нормальным человеком его гиперопека по-прежнему доходила до невротизма.

      Перемена вызывала у меня противоречивые чувства. Я радовалась большей свободе, но больше не могла использовать свое раздражение в качестве щита, чтобы отгородиться от того, что потрескивало между нами.

      А оно определенно было. Только я сомневалась, вижу ли это я одна или Рис тоже.

      Но не спрашивала. Так безопаснее.

      – Ты не думал заняться чем-то кроме телохранения? – спросила я однажды в тот редкий вечер, когда мы остались дома. У меня не было никаких планов, кроме свидания с телевизором и мороженым, и это не могло не радовать.

      Наступил сентябрь – прошло почти два года с тех пор, как мы с Рисом впервые встретились, и больше года с моего переезда в Нью-Йорк. Я уже развесила сезонные украшения – в частности, осенний венок над камином, разложила подушки и пледы землистых тонов и пристроила мини-тыкву на журнальном столике.

      Мы с Рисом смотрели дурацкую комедию из моих рекомендаций на «Нетфликсе». Он сидел, выпрямив спину, полностью одетый в рабочий костюм, а я свернулась калачиком на диване с банкой мороженого в руке.

      – Телохранения?

      – Если такого слова не существует, я введу его королевским указом.

      Он ухмыльнулся:

      – Еще бы. А ответ на твой вопрос – нет. В день, когда задумаюсь, я оставлю «телохранение».

      Я закатила глаза:

      – Наверное, приятно видеть все в черно-белых цветах.

      Рис на мгновение задержал на мне взгляд, прежде чем отвести глаза.

      – Поверь, – сказал он. – Не все.

      Сердце необъяснимым образом пропустило удар, но я заставила себя не уточнять, что он имеет в виду. Вероятно, ничего особенного. Случайно брошенная фраза.

      Вместо этого я сосредоточилась на фильме, стараясь не смотреть на мужчину, сидящего рядом.

      Сработало. Вроде.

      Я рассмеялась над какой-то репликой и заметила, что Рис искоса на меня поглядывает.

      – Хороша, – сказал он.

      – Что?

      – Твоя настоящая улыбка.

      Забудьте о пропущенном ударе. Мое сердце решило пропустить их десяток-другой.

      Однако мне удалось скрыть эмоции, направив на него ложку.

      – Это был комплимент.

      – Как скажешь.

      – Не увиливай. – Я с гордостью отметила, как ровно звучит мой голос, пока внутри все безумствует. Трепещет, прыгает, крутится. – Мы перешли рубеж. Первый комплимент Риса Ларсена для Бриджит фон Ашеберг, всего-то через два года. Надо это отметить.

      Рис фыркнул, но его глаза светились весельем.

      – Год