Заставь меня остаться. Юлия Гауф

постараюсь позвонить ей вечером. Не брала трубку… срываться на ней не хотела, – призналась я тихо.

      – Я понял. Мне пора.

      – Может, перекусишь? Или еще какао?

      – Нет, – хохотнул Егор. – Спасибо, но если я задержусь, Руслан поднимется за мной. А ты, как я заметил, не особо его жалуешь.

      Спорить с этим я не стала. Егор поехал по коридору, и у двери я спросила:

      – Как твое лечение?

      – Пока сдаю анализы. Выписали курс витаминов, уколы. Организм ослаблен, как только подлечусь, лягу на операцию.

      – Я бы хотела, чтобы она была удачной, и ты встал на ноги. Искренне, – прошептала, взявшись за ручку двери.

      – Я тоже, Алика. Ты представить себе не можешь, как я сам этого хочу. Пусть и забыл, что это такое – ходить на своих ногах.

      – Удачи.

      – И тебе, – ответил он, и выехал на лестничную клетку.

      Я закрыла дверь, и медленно пошла на кухню. Телефон, лежащий на кухонном столе, вибрирует.

      «Похороны завтра. Я всё организую. Зови, кого считаешь нужным. Аптекарская сто двенадцать, 13:00» – прочитала сообщение от Марата.

      Сделал, всё же.

      Вот только благодарить его за это я не собираюсь.

      Глава 4

      МАРАТ

      Двенадцать тридцать. Алики нет, но она придет, никуда не денется.

      – Зачем ты здесь? – спросил у брата.

      Рус лишь молча мотнул головой. Ему Алика не обрадуется, у неё с Русом взаимная антипатия, грозящая перерасти в ненависть. Впрочем, едва ли она может ненавидеть кого-то сильнее, чем меня…

      – Двенадцать сорок. Думаешь, придет?

      – Да, – ответил брату.

      И буквально сразу в Зал прощаний вошла Алика.

      Я далеко не трус – и отец, и Егор сызмальства приучали меня смотреть своим страхам в лицо. И сейчас мне страшно, но я смотрю на лицо Алики. Боюсь увидеть искривленные при виде меня губы, сжатые зубы – всё, что выдаст в ней отсутствие любви.

      Ненависть.

      То, что я уже видел на ее лице, когда приходил.

      А еще до ужаса страшно посмотреть в ее глаза, заметить их красноту и припухлость от слез. Но я снова вспомнил, что не трус, и посмотрел. Нет там слез. Ненависти тоже нет. Алика собрана, грустна. Она смирилась.

      И она равнодушна.

      – Здравствуй, Марат. Руслан, – она по очереди кивнула нам.

      Сама подошла. Лучше бы… дьявол, лучше бы повела себя как истеричка! Показательно игнорировала, отворачивалась, отказывалась разговаривать. Выкрикнула бы мне в лицо проклятия. Да что угодно, что продемонстрировало бы мне её неравнодушие.

      Неужели, потерял? Окончательно?

      Пожалуй, я трус. В Алике нет эмоций ко мне, и я больше не могу смотреть на неё.

      – Прощание в час дня. Кто-нибудь еще придет? – спросил, не глядя.

      – Нет. Я одна. Тебе… вам, – поправилась Алика, – стоит уйти.

      – Я не уйду.

      – Это насмешка – прощаться с тем, кого сам же и…

      – Я