Безмолвная ярость. Валентен Мюссо

вам сейчас очень тяжело, – говорит он с сочувствием.

      – Что случилось?

      Мужчина смотрит на меня, не зная, с чего начать.

      – Ваша мать поступила в отделение вчера во второй половине дня. Вы знаете, что в настоящее время проводится полицейское расследование?

      Я киваю.

      – Я только что прибыл из Парижа, полиция связалась со мной вчера поздно вечером.

      – Понимаю.

      – Я хотел бы ее увидеть.

      Он откашливается, все еще сомневаясь, как поступить.

      – Мне очень жаль, но ваша мать не в состоянии принимать посетителей, да и полиция… – Он умолкает и отводит взгляд.

      – Она задержана, так? Поэтому я не могу ее увидеть?

      – Мне жаль, но это все, что я уполномочен вам сообщить.

      – Речь идет о моей матери! Мне все равно, в чем ее обвиняют. Если она госпитализирована, значит, на то есть причина. Я всего лишь хочу ее увидеть, просто увидеть!

      – Послушайте, вы, конечно, имеете право узнать подробнее о состоянии здоровья нашей пациентки, но над остальным я не властен, о чем очень сожалею. Я отведу вас к врачу, который ведет ее; он вам все объяснит. Договорились?

      Я не хочу устраивать сцену; киваю и следую за ним. Мы поднимаемся на лифте на второй этаж, идем по бесконечному белому коридору. Длинные цветные стрелки на полу указывают направление к различным отделениям. Администратор ведет меня в небольшие комнаты, оборудованные компьютерами, но на офисы не похожие, где мне приходится ждать доктора почти четверть часа. Появляется дружелюбный бородач, явно предпенсионного возраста. На шее у него висят на цепочке очки без оправы. Произнеся несколько банальностей, он начинает задавать вопросы. «Есть ли у вашей мамы хронические болезни?.. Она когда-нибудь страдала психическим расстройством?.. Была ли жертвой кризисов в последние годы?..» Отвечаю лаконично, не понимая, куда клонит медик. Наконец он сообщает, что мою мать привезли в отделение неотложной помощи с поверхностными ранами на руках, нанесенными, видимо, ножом. Я понимаю, что он ограничится констатацией фактов, подробности хода событий ему неизвестны, потому что это вне его компетенции. Он сообщает мне, что ее доставили на скорой в сопровождении двух полицейских. Она не могла идти и до сих пор не произнесла ни единого слова.

      – Ни одного, – повторяет медик, желая убедиться, что я все правильно понял. «Когнитивное оцепенение», «потеря двигательной инициативы», «полное расстройство речи» – вот термины, которые он употребляет. Видя мое перевернутое лицо, пытается успокоить меня, как умеет:

      – С чисто физиологической точки зрения ваша мать, скорее всего, не страдает. Мы сделали компьютерную томографию, и результаты не показали никаких отклонений. Ее состояние – результат сильнейшего посттравматического шока.

      Нетрудно понять, что так отреагировал ее мозг на попытку убить человека. Медик откашливается и говорит:

      – Тотальное