Он не отпустит. Юлия Гауф

ть, я и не обвиняю. Я просто ничего не чувствую к ней.

      Погладила живот, и… ничего.

      – Славушка, идем, – мама показалась в коридоре, и поманила меня в комнату. – Антон с Юрой собирают манеж, давай посмотрим. Мужчин нужно контролировать и вдохновлять.

      Я улыбнулась маме, и направилась в свою спальню. Она преобразилась, курьер привез сборный манеж, приставную колыбель, и все это сейчас в моей комнате. А раньше здесь висели постеры с любимыми певцами.

      Я присела на кровать, наблюдая, как папа с братом с энтузиазмом собирают манеж. Готовятся. Радуются. Только мама поглядывает на меня с тревогой. Она все эти месяцы на меня так смотрит, все то время, что прошло после моего возвращения домой. Я ничего ей не рассказывала, сначала даже о беременности своей не говорила.

      Стыдно было – перед мамой, перед отцом. Отпустили дочь отдохнуть, называется. Уже потом, когда поняла, что ребенка оставлю, призналась. Папа не осудил. Расспрашивал, от кого, но трясти не стал.

      А мама только грустно смотрела на меня, и тревоги в ее взгляде становилось с каждым днем все больше, и больше. Неужели, она чувствует, что происходит со мной? Неужели, мои улыбки ее не обманывают?

      – Имя-то дочке выбрала? – спросил папа.

      – Может, Зоя? – сестренка села рядом со мной, и спросила: – Можно?

      Я кивнула, и она положила ладонь на мой живот. Улыбнулась трогательно, и мне горько стало: почему я не могу радоваться? Я ведь так хотела детей именно от Игната! Безумно хотела, грезила этим мужчиной.

      Если бы я забеременела в любой другой день, не в тех обстоятельствах… если бы, Боже!

      – Анастасия? – предложила сестра. – Или, ой, подожди, Кристина.

      – Юля? – взглянул на меня папа, и я кивнула.

      – Мне нравится. Пусть будет Юля.

      – Ты даже не выбирала сама. Пусть будет! Ну как так, Слав?! – возмутилась сестра. – Будь я на твоем месте, я бы с самого начала имя выбирать, а ты…

      – Ты на месте Славы еще очень долго не будешь, – строго перебил папа. – Ольга, напомню, вам пятнадцать лет, барышня! Какие дети? В куклы иди играть.

      – Славке восемнадцать, всего-то три года разницы, – фыркнула мелкая. – Я в восемнадцать тоже ребенка хочу, это же счастье.

      – Я пойду мусор вынесу, – поднялась с кровати, подошла к картону от упаковки.

      – Я сам, милая.

      – Пап, мне не тяжело, и я хочу пройтись, – торопливо пробормотала, и прошмыгнула мимо мамы.

      Все что угодно, лишь бы поскорее остаться в одиночестве. Все эти месяцы в моем сердце царит стыд. Папа нас обожает, мама не устает повторять, как он хотел всех нас. Мама тоже детьми грезила, даже моя маленькая сестра-подросток.

      И я такой была. Когда Игната увидела – сразу поняла, что это моё. То самое, когда сразу, и на всю жизнь. Свадьбу хотела, детей. Всё с ним хотела, и вот…

      – Ну, ребенка я от него получила, – выдохнула я, спускаясь в лифте на первый этаж.

      Под мышкой листы картона, на ногах удобные кроксы, а в сердце настоящая буря. Она уже который месяц не успокаивается от понимания: я – та самая девушка, которая не может принять собственного ребенка.

      Наверное, я сгорю за это в аду.

      Выбросила картон, и медленным шагом отправилась в дом. Мимо лавочек со старушками, с молодыми мамочками с колясками. Скоро и я так буду: выходить на солнышко с дочкой, чтобы погреться; гулять с ней в парке; кормить, укачивать ее, и… и она ни в чем не виновата. Не виновата в том, как поступил со мной ее отец!

      Я полюблю. Обязательно полюблю своего ребенка, иначе что же я за сволочь такая? А если не полюблю, то она никогда этого не почувствует. Не узнает. Я буду целовать ее, обнимать, утешать, играть, делать все то, что делала моя мама, и продолжает делать. Но дочь никогда не поймет, что я чувствую, я позабочусь об этом.

      Расправила плечи, и подошла к подъезду, а там…

      – Слава, – выдохнул Игнат.

      Его взгляд опустился с моего лица ниже, на увеличившуюся грудь, на живот. И он шагнул ко мне.

      – Не подходи, – прошептала я.

      Трясет всю от паники, колотит. Может, я брежу? Он не мог после всего прийти ко мне просто так!

      – Не подходи, – повторила я, отступая.

      – Мне придется подойти. Ты моя, ребенок тоже. Я приехал за вами, – услышала я, проваливаясь в темноту.

      Глава 1

      8 месяцев назад

      Бегу. Уже задыхаюсь, нога болит невыносимо. За мной даже никто не гонится, а я бегу по Питеру, и не могу остановиться, несмотря на то что бегать мне нельзя.

      Говорят, что дочери повторяют судьбы матерей, вот и я повторила – нога больная, на генеральном прогоне «Баядерки» я получила два разрыва ахиллова сухожилия. С балетом на время пришлось попрощаться, учиться ходить заново, и надеяться, что смогу выйти на сцену.

      Родители потому и отпустили меня в Питер – чтобы я развеялась, чтобы прекратила жалеть себя. А подруга, с которой я поехала,