Милость к падшим. Алексей Солоницын

натолкнувшись на незнакомца, преградившего ему путь.

      – Попался! – торжествуя, с плохо скрываемой злобой выкрикнул незнакомец.

      Человек в милоти хотел было юркнуть в сторону, но незнакомец, крепко ухватив его за грудь, рывком приблизил его к себе.

      – Нет, от меня так просто не уйдешь!

      – Пусти! – Человек попытался вырваться, но его старенькая милоть лишь затрещала в крепкой руке незнакомца.

      – Посмотри на меня лучше, ну? Узнаешь? – Он еще ближе придвинул к себе жертву, и милоть снова затрещала.

      – Отпусти!

      Чуть отодвинув человека в милоти от себя, незнакомец со всего размаха треснул его по уху, бросив на глухую стену дома, около которого произошла эта встреча.

      Рывком подняв человека с земли, он встряхнул его и опять спросил:

      – Ну, теперь узнал меня, монах Виталий? – Тот, кого назвали монахом, всё еще не мог прийти в себя – голова гудела, соображение возвращалось медленно. – Не понравилось? А если я теперь двину тебе в другое ухо, как думаешь, лучше начнешь соображать? Тут есть закон гармонии, или нет? Ты ведь ученый монах, не так ли?

      – Не бей меня. Скажи лучше, что тебе надо.

      – Хочу выяснить кое-что.

      – Что именно?

      – Сейчас узнаешь. Первое. Как ты, дрянной человечишко, смеешь называться монахом? Дожив до седых волос, таскаешься к блудницам! Неужели не понимаешь, что порочишь святое имя монаха?

      – Позволь и тебя спросить, – ответил Виталий. – Прежде всего, почему я должен держать ответ перед тобой?

      – Тебе и в самом деле непонятно, почему я поймал тебя? Я Наклетос, дискобол, дрянная твоя душонка. Ты врачевал в доме моего отца Леонидаса. И проповедовал. Все тогда восхищались твоим красноречием! И я восхищался! А отец мой тебе сказал, что я победил на весенних играх. И ты ответил, что пришел бы посмотреть на Гептастадион, как я метаю диск, да только тебе нельзя. Вспомнил?

      Голова Виталия продолжала гудеть от удара, распухшее ухо болело, но все же он вспомнил, хотя и смутно, что был в доме грека Леонидаса, блюстителя порядка на Агоре[1], агоранома, просившего посмотреть его больную жену, которую никак не могут вылечить. И он пришел, и лечил женщину, истощенную болезнью, и молился, а потом о чем-то еще говорили.

      – Да, я знаю тебя, Наклетос. Но не потому, что был в твоем доме.

      – А почему?

      – Видел и слышал тебя на суде.

      – Вот! – обрадовался дискобол. – Климена, сестра, сказала, что ты, Виталий, негодный монах! И что зря тебя пригласили в дом! Нечего восхищаться твоим красноречием, потому что все это сплошное лицемерие! А на самом деле ты сластолюбец, распутник! И теперь я убедился, что это правда!

      Открытое, незамутненное раздумьями лицо Наклетоса покрылось красными пятнами от праведного гнева, а светлые голубые глаза, казалось, метали искры, когда он говорил, пристально глядя на монаха. Он опять взял Виталия за грудки и сильно встряхнул его.

      – Ты понимаешь ли, что наделал?! Понимаешь? Ты подрываешь не только мою веру во Христа

1

Агара – торговая площадь с храмовыми и административными застройками в городах Древней Греции и в Александрии. Здесь собирались для обсуждения бытовых гражданских и философских вопросов. Агорано́мы – смотрители рынков.