Семья вурдалака. Алексей Толстой

рыцарь Амвросий с толпой удальцов

      К соседу сбирается в гости.

      Хоть много цепей и замков у ворот,

      Ворота хозяйка гостям отопрет.

      «Что ж, Марфа, веди нас. Где спит твой старик?

      Зачем ты так побледнела?

      Под замком кипит и клубится Дунай,

      Ночь скроет кровавое дело.

      Не бойся, из гроба мертвец не встает,

      Что будет, то будет, – веди нас вперед!»

      Под замком бежит и клубится Дунай,

      Бегут облака полосою;

      Уж кончено дело, зарезан старик,

      Амвросий пирует с толпою.

      В кровавые воды глядится луна,

      С Амвросьем пирует злодейка-жена.

      Под замком бежит и клубится Дунай,

      Над замком пламя пожара.

      Амвросий своим удальцам говорит:

      «Всех резать от мала до стара!

      Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,

      Сама ж ты впустила веселых гостей!»

      Сверкая, клубясь, отражает Дунай

      Весь замок, пожаром объятый;

      Амвросий своим удальцам говорит:

      «Пора уж домой нам, ребята!

      Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,

      Сама ж ты впустила веселых гостей!»

      Над Марфой проклятие мужа гремит,

      Он проклял ее, умирая:

      «Чтоб сгинула ты и чтоб сгинул твой род,

      Сто раз я тебя проклинаю!

      Пусть вечно иссякнет меж вами любовь,

      Пусть бабушка внучкину высосет кровь!

      И род твой проклятье мое да гнетет,

      И места ему да не станет

      Дотоль, пока замуж портрет не пойдет,

      Невеста из гроба не встанет,

      И, череп разбивши, не ляжет в крови

      Последняя жертва преступной любви!»

      Как филин поймал летучую мышь,

      Когтями сжал ее кости,

      Как рыцарь Амвросий с толпой удальцов

      К соседу нахлынули в гости.

      Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,

      Сама ж ты впустила веселых гостей!

      Руневский замолчал, и ему опять пришли в голову слова того человека, которого он видел несколько времени тому на бале и который в свете слыл сумасшедшим. Пока он читал, Сугробина, сидя за карточным столом, со вниманием слушала и сказала ему, когда он кончил:

      – Что ты, мой батюшка, там за страсти читаешь? Уж не вздумал ли ты пугать нас, отец мой?

      – Бабушка, – отвечала Даша, – я сама не знаю, что это за книга. Сегодня в моей комнате передвигали большой шкап, и она упала с самого верху.

      Семен Семенович Теляев мигнул бригадирше и, повернувшись на стуле, сказал:

      – Это должна быть какая-нибудь аллегория, что-нибудь такое метафорическое, гм!.. Фантазия!..

      – То-то, фантазия! – проворчала старуха. – В наше время фантазий-то не писали, да никто бы их и читать не захотел! Вот что вздумали! – продолжала она с недовольным видом. – Придет же в голову писать стихи про летучих мышей! Я их смерть боюсь, да и филинов тоже. Нечего сказать,