Княжна Джаваха. Лидия Чарская

так же невозмутимо маленький гость, – что я найду здесь кузину-княжну, но ничего не упоминала о маленьком брате.

      Я захохотала еще громче; его наивность приводила меня в восторг, и к тому же я радовалась его бессознательной похвале – ведь он принял меня за мальчика!

      Бабушка и отец тоже рассмеялись.

      – Пойдемте в сад! – успокоившись, предложила я маленькому князю и, не дожидаясь его согласия, взяла его за руку.

      Он беспрекословно повиновался и, не вынимая своих аристократических пальчиков из моей черной от загара, не по годам сильной руки, последовал за мною.

      Я долго водила его по тенистым аллеям, показывая выведенные мною розы, потом повела в оранжерею за домом и угощала персиками… Он рассматривал все равнодушно-спокойными глазами, но от фруктов отказался, говоря, что у него больной желудок.

      Я, никогда ничем не болевшая и наедавшаяся персиками и дынями до отвала, с жалостным презрением посмотрела на него.

      Мальчик с больным желудком! Что может быть печальнее?

      Но мое презрение еще больше увеличилось, когда Юлико задрожал всеми членами при виде ковылявшего по аллее навстречу нам орленка.

      – Господи! Откуда это страшилище? – почти со слезами вскрикнул он и спрятался за мою спину.

      – Да он не кусается, – поторопилась я его успокоить, – это Казбек, ручной орленок, выпавший из гнезда и принесенный мне папиным денщиком. Ты не бойся. Можешь его погладить. Он не клюнет.

      Но Юлико, очевидно, боялся и дрожал, как в лихорадке.

      Тогда я подхватила Казбека на руки и прижала к своей щеке его маленькую голову, вооруженную громадным клювом.

      – Ну вот видишь, он не тронул меня, и ты можешь его приласкать, – урезонивала я моего двоюродного брата.

      – Ах, оставьте вы эту скверную птицу! – вдруг пискливо крикнул он и весь сморщился, готовый расплакаться.

      – Скверную? – вспыхнула я. – Скверную? Да как ты смеешь оскорблять так моего Казбека?.. Да сам ты… если хочешь знать… скверный цыпленок…

      Я вся раскраснелась от негодования и не находила слов, чем бы больнее уколоть глупого трусишку.

      Но он, казалось, мало обратил внимания на нелестное название, данное ему его дикой кузиной. Он только поежился немного и весь, точно нахохлившись, как настоящий цыпленок, выступал подле меня своими худыми, кривыми и длинными ножками.

      Мы поднялись на гору, возвышавшуюся за нашим садом, на которой живописно раскинулись полуразрушенные остатки древней горийской крепости.

      С другой стороны, уступом ниже, лежало кладбище, на самом краю которого виднелся столетний кипарис, охраняющий развесистыми ветвями могилу мамы. Заросший розовым кустом могильный холмик виднелся издалека…

      – Там лежит моя деда! – тихо произнесла я и протянула руку по направлению кладбища.

      – Ваша мама была простая горянка; ее взяли прямо из аула… – послышался надменный голосок моего кузена.

      – Ну что ж из этого? – вызывающе крикнула я.

      – Ничего. А вот моя мама принадлежала к богатому графскому