Семь. Гордыня. Антонио Морале

не кажется, Катерина, что спать со своими учениками, да ещё с такими молоденькими, это немного не этично?

      – Мы не спали! – возмутилась девушка и покраснела. – Тогда – нет.

      – И мы взрослые люди, отец, – спокойно ответил Алекс. – Мне кажется, это не твое дело…

      * * *

      – Покурим, Федя?

      – Ты же знаешь, Миш. Я не курю.

      – Знаю, – Михаил Сергеевич Гордеев поднялся из-за стола, достал из коробки сигару, взял спички и направился в сторону открытой террасы. – Пойдём, Миш. Составишь компанию, раз не куришь.

       За весь обед Федор Михайлович не сказал ни слова. И лишь когда все дети Гордеева разошлись и мужчины остались наедине, муж Лизы проронил первые слова. Но не потому, что он стеснялся, или ему нечего было сказать. Вовсе нет. Просто Федор Михайлович любил наблюдать со стороны, анализировать и делать выводы. Ему нравилось это делать – разгадывать загадки, ребусы, строить предположения и делать прогнозы. Мужчина редко ошибался, и именно за это его ценил Гордеев.

      – Ты летишь с Лизкой в Торонто? – Михаил Сергеевич выпустил изо рта густое облако сигарного дыма и посмотрел на своего старого друга.

      – Придётся. Ты же знаешь, её нельзя оставлять без присмотра ни на день, а тут целых две недели.

      – Сочувствую, Федор Михайлович. Сочувствую…

      – Это вряд ли, – покачал головой Симонов.

      – Да, ты прав. Ты сам захотел жениться на ней, я тебя отговаривал как друга, – хмыкнул хозяин дома, облокотился на резные деревянные перила и задумчиво посмотрел куда-то вдаль. – Что скажешь по поводу нашего младшенького? Будет с него толк?

      – Твой парень наивен, как дитя.

      – Да он и есть дитя. С огромным членом и мужским развитым телом. Чему их там учили в этой военке, подтягиваться на турнике и маршировать? Я даже немного жалею, что отдал его туда…

      – Поздновато ты опомнился.

      – Знаю. Но лучше поздно, чем никогда.

      – Зачем ты вообще решил вытащить его из Академии?

      – Да там ситуация непростая… Он сломал ноги двум своим сокурсникам и покрошил зубы. Причём хорошо так сломал, основательно.

      – Из-за неё?

      – Угу. А эти двое оказались не простыми плебеями, а детками высокопоставленных людей.

      – Выше тебя?

      – Нет, конечно. Иначе, мы бы сегодня с Лёшенькой не разговаривали. Но дорога в военное ведомство ему теперь закрыта.

      – Ясно, – Симонов тяжело вздохнул. – И что будешь с ним делать?

      – Пристрою куда-нибудь. Если окажется совсем дурачком, дам денег, пусть развлекается и прожигает свою жизнь.

      – У тебя уже есть один такой любитель поразвлекаться. Второго потянешь?

      – Не сыпь соль на рану, – Гордеев покачал головой. – Иван, кстати, хорошо лицом отрабатывает все свои грешки.

      – До поры до времени, – проворчал Симонов. – Вот увидишь, однажды он натворит что-то такое, на что ни твоих денег, ни связей не хватит.

      – Хватит. Поверь, Федя, хватит.

      – Верю, – ухмыльнулся Фёдор Михайлович.

      – А