Твой не любимый. Ульяна Соболева

Там я буду очень плохо себя чувствовать. После смерти мамы у меня боязнь больниц.

      – Где моя…где Поля?

      – За Полиной приехал водитель и няня ее отвезли домой. Не переживайте.

      Какой-то он вежливый со мной. Тяжело дыша, смотрю в окно. Уже вечер. Меня продержали в участке допоздна. Не знаю готова ли я сейчас к встрече с Владом. Я слишком растеряна. Я разбита. Я не знаю. Что сказать ему, я не знаю готова ли я все это увидеть, готова ли я ощутить волну его боли на себе, не захлебнусь ли ею.

      – Сигарету?

      – Да, если можно.

      Протягивает мне сигарету и зажигалку. Я кручу ее в руках, потом возвращаю ему.

      – Я не курю. Бросила. Но иногда очень хочется. Все же не буду.

      Усмехнулся, положил обратно в пачку. В машине играет какая-то музыка, приятно пахнет лимоном. Немного сбивает с толку нормальное отношение. Я ждала чего-то другого. Наверное, какого-то нападения, насилия над собой, принуждения. Хотя зачем меня принуждать. Мне уже все озвучили. И я приняла условия сделки.

      – Как…он?

      – Сейчас сами увидите. Паршиво на самом деле.

      – Все так как рассказывал мне…тот человек?

      – Адвокат? Да, все так.

      Бросил на меня взгляд через зеркало и снова на дорогу. Все оставшееся время мы ехали в тишине.

      Клиника частная, в пригороде, обнесена высоким забором. Не удивительно вряд ли бы он лежал в обычной городской. Снова вспомнила свою маму в четвертой неотложной, про мерзкое отношение врачей, про страшную реанимацию и стало не по себе. От одного вида больницы. Долго я отходила от всего этого. Антидепрессанты, нейролептики, психиатры. Мамина смерть мне далась очень тяжело и болезненно.

      – Идемте, накиньте халат.

      Я прошла за ним по массивной лестнице главного входа, потом поднялась в лифте на третий этаж. Везде чистота, ослепительная белизна и тишина. Только где-то пищат приборы и мед аппаратура.

      Прошли по широкому коридору, свернули за угол и остановились напротив палаты.

      – Вам сюда.

      Приоткрыл дверь, впуская меня внутрь. Я судорожно глотнула воздух и вошла. Запах лекарств ударил в нос. Тусклый свет, приборы возле кровати. Влад весь опутан проводами, прикрыт простыней. Он бледный до синевы, цвета постельного белья. Глаза закрыты, голова замотана. Левая рука забинтована до локтя. На щеке шитая рана, как и на шее. Обернулась на Богдана, он кивнул и закрыл дверь с другой стороны. Сердце болезненно сжалось, стало трудно дышать. Никогда его таким не видела, беспомощным, поверженным. От одной мысли какую боль он сейчас чувствует слегка затошнило. Медленно подошла к постели, всматриваясь в черты лица и чувствуя, как все сжимается внутри, как хочется бросится к нему, поцеловать эти губы, убрать прядь волос со лба. Вместо этого я сжимаю руки до боли в костяшках и просто молча смотрю.

      – Откинь простыню.

      Говорит с закрытыми глазами, не глядя на меня. Голос глухой и видно, что говорить ему тяжело. Я не могу пошевелиться, и он уже почти кричит, но очень хрипло.

      – Откинь я сказал!

      Подхожу и медленно отбрасываю