Великий Блокпост. Антология донбасской поэзии 2014–2022 гг.. Поэтическая антология

точностью поражает любую поэтическую цель. Разреши мне вольность, дорогой перечитыватель, я хочу признаться тебе в огромном обрушившемся на меня счастье всматриваться в эти доподлинные тексты. Общим знаменателем для стихотворений поэтов-воинов является уникальное отношение авторов к своим лирическим героям, это взгляд прямо из окопа или с брони, взгляд из-под каски и через прицел. Это особое братство. Музыка поэзии военнослужащих отличается от музыки хронологической части, она более рваная, тексты осколочные и живые, слова словно бы ещё только складываются в формулы на страницах, ищут своё место. В главе «Позывной Поэт» интересна лексика, много военных слов, которые не всегда понятны гражданским, но, к сожалению, они постепенно входят в наш лексикон.

      «Великий БлокПост» – это время долгостояния и долготерпения, это и час мужества, и кевларовый век, это время До… А что после него? Воскресение. Пасха. Победа.

Анна Ревякина.28 ноября 2022 года

      Предчувствие войны

      Наталья Хаткина

      «Воздушная тревога. И в какой…»

      О. Г.

      Воздушная тревога. И в какой

      подвал сойти со шкаликом чадящим,

      немеркнущей лампадой спиртовой?

      Присядь, скрипя, в углу на старый ящик

      и слушай вой. В ушах? Над головой?

      В тревоге воздух. Медный купорос —

      голубизны отравная истома.

      Придёшь домой – воронка вместо дома,

      И только ветер треплет, точно пёс,

      какие-то листки из старого альбома.

      Присядешь собирать – и снова этот свист.

      Спуститься вниз опять? Как парковый горнист,

      остаться на посту? Пускай уже без горна.

      Будь этот гипс живым, то – честен и говнист —

      он предал бы родителей позорно.

      Эх, Павлик, лишь бы не было войны.

      Что ж небеса гудят? Гадальных карт не трогай.

      Сгрузи себя в подвал картошкой до весны.

      Бог весть, чем прорастешь. Мы все заражены

      Воздушно-капельной рассеянной тревогой.

      «Жались к огню и к другу друг…»

      Жались к огню и к другу друг,

      а может, к врагу враг.

      Жестяная кружка за кругом круг

      описывала в руках.

      Пили за жуткое счастье, что

      вне городов и догм.

      И самым бездомным казался тот,

      у которого был дом.

      Вплетались в речи то мат, то стих,

      то просто трещал костёр.

      И только женщин не трогал их

      отрывистый разговор.

      Проклятье! – уж если сорвётся кто —

      не знал бы, не ведал бы…

      И самым жестоким казался тот,

      который кого-то любил.

      Кто знает, что к утру будет вокруг —

      болото, степь ли, тайга?

      Легли головой на друга друг,

      а может, враг на врага.

      Уснули. Сквозь зубы – то вскрик, то стон,

      то