Кола. Борис Поляков

не завозился Смольков.

      Он взбирался ощупью и сопел громко, пьяно. Досадно, что он скоро приперся. Андрею сегодня ни разговаривать с ним, ни слушать его не хочется. И он отворачивается к стене, в угол, спит будто.

      Но Смольков нашарил его в темноте и затормошил настойчиво, бесцеремонно:

      – Андрюха! Андрюха! Проснись-ка, скажу что!

      Он шутейно валится на Андрея и, обдавая сивушной вонью, шепчет в лицо:

      – Да проснись ты, проснись!

      Смольков игрив, он пробует щекотать Андрея, но только злит этим.

      – Чего разыгрался-то? – Андрей недовольно пошевелился.

      – Угадай, кого видел я?

      Черт их знает, куда они все пошли, где были и кого видели! Андрей одно только хорошо знает: дел теперь никаких. Шняка груженая у причалов, поутру в море.

      – Я ажник речи лишился, – шепчет Смольков. – Какая она баба! Эх, не там встретились!..

      Тон у Смолькова такой, что Андрей невольно насторожился. А Смольков уже чувствует это, важничает:

      – Новость тебе скажу – ахнешь! Помнишь, сюда везли нас?

      – Ну.

      – Девка была красивая, помнишь?

      – Ну.

      – Так вот, она…

      Смольков тянет нарочно, чтобы разжечь Андреево любопытство, и, наконец, выдыхает:

      – Она племянница Афанасия!

      Андрея будто паром обдало банным, сухим, жарким, но что-то в словах Смолькова заставляет его сдержаться.

      – Не помню, – бормочет и укладывается поудобней.

      – Да как же? – горячится Смольков и опять тормошит. – Помнишь, девка красивая приходила? На лодке? С нами говорила еще, Нюшка ее зовут.

      – Которая тебя за ухо таскала? – сонно спрашивает Андрей.

      Смольков поперхнулся, словно водой на него плеснули.

      – Да я с ней нынче знаешь как?

      Андрей пошевелился нетерпеливо, отодвигая Смолькова:

      – Ладно, уймись, спать я хочу.

      Было слышно, как Смольков шуршал сеном, расстилая оленьи шкуры, вздыхал и сопел. Потом угомонился. Андрей подумал, что Смольков уже спит, когда неожиданно и совсем непьяно тот негромко сказал:

      – А она про тебя спрашивала… да. Не усох ли, говорит, Андрей в кузне-то?

      До зуда от нетерпения захотелось повернуться к Смолькову и растолкать, расспросить, но усомнился: откуда она знает, как его звать? Врет Смольков. И остыл. Говорить о ней расхотелось. Да и мыслями чего зря баловать?! До нее, как до неба, не ближе.

      Но, как бы ни гнал их прочь, мысли не уходили. В красной кацавейке встала перед ним Нюшка. Глаза большущие, синие. На пунцовых губах колдовская ее улыбка: «Эй, добрый молодец!»

      Андрей рывком поворачивается на другой бок, сердито укладывается удобней. «Колдунья! – думает зло. – Ведьма! У обычной девки разве такие глаза бывают?»

      …Может, спал Андрей, а может, не спал, а лишь бредил сонными мыслями наяву, только очнулся от зова, увидел: в сумерках торчит с лестницы жидкая бороденка Смолькова.

      – Чего тебе? – приподнялся Андрей.

      – Вставай!

      На